– Как вы верно заметили, я общаюсь с Варварой с раннего возраста. Странно ее не узнать!
– Недавно говорили, что не встречались с ней после того, как перестали ездить в Полоскино, – напомнил я, – отношения прервались еще в школьные годы.
– И что? – надулась Артемона.
– В детстве Варя была шатенкой с короткой стрижкой… – начал я.
– Точно, – подтвердила хозяйка дома, – она где-то паразитов подцепила, поэтому мать стала ее почти наголо стричь. Не один год Варька с прической, как у солдата, ходила. У нее кличка была: «Вшивый домик».
Иногда одна фраза, сказанная с желанием унизить или обидеть человека, приводит к очень неприятным последствиям для болтуна.
Глаза Крапивиной потемнели.
– Вшивый домик!
– Ну, тебя так кое-кто дразнил, – вздохнула Артемона.
– Когда живешь в хижине из соломы, не стоит дразнить человека с горящей свечой в руке, – произнес Борис.
Глаголев неотрывно смотрел на нас. Он молчал, но я заметил, что у него дергается веко левого глаза.
– Отчего же забыла? Прекрасно помню, – выпалила Варвара, – Артемона громче всех орала про вшивый домик. Стоило мне с кем-то из других городских подружиться, как Буратинова тут как тут, заявляет детям: «Держитесь от нее подальше. У Варьки вши, поэтому голова бритая. Хочешь себе такую прическу? Поди, обними Варвару, и ее паразиты станут твоими». Все от меня шарахались.
Крапивина без приглашения плюхнулась в кресло и вытянула вперед ноги.
– Ехала сюда и думала: возьму бабки у Подушкина, а всей правды ему не сообщу. Да не из страха за себя. Мне ничего не светит. Почему? Справочка имеется, психиатром выданная. Я по бумаге с левым заворотом, за себя не отвечаю. Ку-ку совсем, нельзя меня судить. Ха! Бумаженция что надо, академиком подписана. А вот Артемоне за все ее проделки вломят. Хоть она меня обманула, не все деньги отдала, что обещала, да нехорошо доносчицей работать! Но раз я вшивый домик, то конец жалости. Подушкин! Деньги в кассу!
Я вынул конверт.
– Они тут! Все до копейки.
– Зыко! – заликовала Варя. – Мне в голову идейка спланировала. Вшивый домик не дура! Аукцион! Сейчас сообщу то, что Подушкин просил. А вы!
Палец Варвары с длинным лопатообразным ногтем кроваво-алого цвета, на котором поблескивали стразы, показал на гробовщика.
– А вы думайте! Что хотите? У меня справка из психушки. Но я нормальная со всех сторон. Умные люди подсказали такой справкой обзавестись. Она мне от всего отмазка. Психованную судить нельзя. Не понимает она, что фигачит. Артемонка ваша ничем не прикрыта. Адвоката супер-пупер ей наймете, из навоза жену выкопаете, помоете, духами сбрызните, и снова красотень с ароматом. А вот как прессе пасть заткнуть? «Желтуха» мне за инфу заплатит. «А я денежки люблю, ой-лю-лю, ой-лю-лю, а я денежки люблю». У него…
Палец с красным ногтем плавно переместился в мою сторону.
– …ничего нет! – продолжала Крапивина. – Только болтовня. А я свидетель. Главный. Артемона после моего честного рассказа обо всем в тюрьмище окажется. Без вариантов. Лет на двадцать сядет. Потому что Подушкин все полиции расскажет. Меня максимум на пару месяцев в психушку запихнут. Почувствуйте разницу. Но!
Теперь палец показал на пачку купюр.
– Глаголев! Вот цена моего рассказа, которую дает детектив. Если вы заплатите в три раза больше, я откажусь в полиции от всего, что говорила. Я психованная! Вру сама не знаю что. Ну как? Начинаем аукцион?
– Пожалуй, я пойду, – тихо, но четко произнесла хозяйка, – не желаю слушать ложь вшивого домика.
– Дорогая, останься, – попросил муж, – давай выслушаем госпожу Крапивину. Уважаемая Варвара, спасибо вам за возможность перекупить информацию. Если я пойму, что она ценная, не премину воспользоваться вашим любезным предложением.
Я молчал. Заявление алчной Варвары явилось для меня полнейшей неожиданностью. Однако ушлая вдова не растерялась. Устроить аукцион по продаже того, что знаешь дурного о человеке! Такое не каждой в голову взбредет.
– Золотые слова! – восхитилась гостья. – Вы хороший человек, не то что шалава Артемонка!
Глава 42
Арти покраснела.
– Я? Я шалава?
– Ага, – радостно подтвердила Варвара. – Где мы с тобой встретились?
– В деревне на твоей родине, – огрызнулась хозяйка, у которой дало сбой ее терпение, – ты навоз убирала.