Венец безбрачия белого кролика

— Во времена моего детства дамы брали в театр туфли, переобувались в гардеробе. Теперь же это моветон, старческие заморочки. Нынче можно с нарядом со шлейфом носить кроссовки. И ботильоны с бюстье прямо визг моды. Лично мне элегантные туфельки на женских ножках нравятся больше, чем кеды.

— Согласен с вами, — кивнул я, — но вчера обувь, которая, на наш с вами взгляд, категорически не подходит к выходному наряду, спасла Артемону от тяжелейшей травмы.

Борис поставил передо мной омлет.

— Ну, жизнь-то ей сберегли вы, а не ботинки. Даме надо молиться за вас до конца своих дней.

Я взял вилку.

— Вы же знаете, я считаю себя агностиком. Согласен с профессором Томасом Хаксли, который в тысяча восемьсот семьдесят шестом году ввел в употребление термин агностицизм. По определению ученого, агностик — это человек, отказавшийся от связанной с Богом веры и убежденный, что первичное начало вещей неизвестно, так как не может быть познано. Другими словами, агностик считает, что существование или несуществование Бога доказать невозможно.

— Вера не требует доказательств, — заметил секретарь, — на то она и вера.

Я рассмеялся.

— Очень удобная позиция, когда что-то не можешь доказать. Но давайте не углубляться в философские дебри. Вернемся к работе. Софья иезуитски хитра. Облить в театре Артемону она не могла. Там слишком много народа. Акцию она определенно спланировала провести на улице. Задирайкина следила за жертвой. Помню, каким взглядом она смотрела на нас в буфете. Небось подозревала, что объект может уйти до конца спектакля. И мы на самом деле сбежали.

Я поморщился.

— Рука болит? — посочувствовал помощник.

— Ерунда, там маленькая ранка, — отмахнулся я.

— Зато очень глубокая, — заметил помощник. — Ешьте, Иван Павлович, ваш любимый омлет.

Я отложил приборы.

— Простите, Боря. Не сомневаюсь, омлет, как обычно, прекрасен, но аппетита нет.

Секретарь включил кофемашину.

— Это реакция на стресс.

— Скорей на тараканов, — уточнил я, — смешно, что взрослый мужчина по-детски реагирует на этих тварей.

Борис вынул из холодильника сливки.

— Вы не одиноки. Многие люди терпеть не могут насекомых.

— Мерзких тварей Софья неспроста принесла, — продолжил я, — зима на дворе, мороз, ну плеснет она кислотой в лицо. А вдруг не попадет? Тело же в манто укутано. Плотный мех, плюс основа, подкладка… Не протечет кислота на жертву. Если же Артемона сбросит шубу, то останется в легком платье. А как поступит дама, если по ее верхней одежде побегут тараканы? Мигом скинет шубейку, завизжит. И получит кислоту на свою голову в прямом смысле слова. Едкая жидкость сожжет шею, верхнюю часть рук, грудь, впитается в платье, получится компресс. И тогда площадь и глубина поражения сильно возрастут. Стащить мокрый наряд самой нелегко, а посторонние не помогут, побоятся руки сжечь.

Борис поставил передо мной очередную чашку кофе.

— Выпейте, Иван Павлович.

Я открыл сахарницу и продолжил рассказ:

— Софья убежала. Я крикнул Артемоне, чтобы ни в коем случае не шевелилась. Вытащил из багажника толстые перчатки, которые держу там на всякий случай, приподнял шубу, взял ее за края и отнес в сугроб. Потом поставил Артемону на ноги. И тут у нее зазвонил телефон, жену разыскивал Семен. Поскольку бедняга совсем не могла говорить, ее колотило в сильном ознобе, я ситуацию Семену кое-как объяснил. Тот крикнул: «Еду к театру». Я предложил: «Довезу вашу супругу до первой бензоколонки на Новой Риге, быстрее получится». Ну и все!

Борис, который резал сыр, замер с поднятым ножом.

— Все?

— Мы приехали раньше, — пояснил я, — нам просто повезло, не было ни одной пробки. Я купил Арти кофе, напоил ее, и тут прилетел супруг. Схватил жену в охапку и исчез.

— Он вас не поблагодарил? — удивился мой помощник.

Я потянулся к печенью.

— Нет. Но Семена Сергеевича можно понять. Он просто ошалел. Оставил жену в театре, не ожидал ничего плохого. И вдруг! Получает ее на бензоколонке, всю грязную, растрепанную, в измазанном платье, без шубы. Какие уж тут беседы?

Боря включил ноутбук, я хотел продолжить, но тут кто-то нажал на звонок, и по квартире понеслась настойчивая трель, которая не прерывалась. Я знал, чей палец сейчас тиранил звонок, и совсем не обрадовался гостье.

Глава 18

— Вы что, заснули оба? — закричала Николетта, врываясь в квартиру. — Вава, Зюка и Кока видели тебя вчера в театре.

— Доброе утро, Николетта, — поздоровался Борис.

Маменька ткнула в него пальцем.

— Кофе. Капучино. С корицей. Живо. Вава! Что за баба ходит с тобой по представлениям?

Я попытался вывернуться.

— Это случайное знакомство. Просто наши места оказались рядом. Она попросила программку, я ее дал. Все.

— Кока сказала, что вы пили шампанское. Мерзкое, — не утихала Николетта.

— В театральном буфете не подают приличное, — пожал я плечами.

— Сотри ухмылочку, — приказала маменька, — Кока искала тебя глазами все второе отделение. Не нашла.

— Правильно. Пьеса оказалась тягомотной, и я решил уйти.

— И бабу с собой забрал!

Я набрал полную грудь воздуха.

— Николетта, почему тебя так беспокоит мое пустяковое знакомство?