Венец для королевы проклятых

Впрочем, она сама была в этом совершенно не уверена. Одно лишь сомнение в законнорожденности будущего младенца могло бы сильно повредить ей. Нет, конечно, регентство отменить было бы слишком сложно – для этого нужны были бы очень веские доказательства! – но слухи, разговоры неизбежно поползли бы по дворцу, а потом и по городу.

Впрочем, ее опасения оказались напрасны. Когда беременность стала заметной, во дворце все восприняли эту новость как радостный знак, а священники в церквях и монастырях служили заупокойные службы по королю Хильдегарду с особенным рвением. В проповедях они рассказывали прихожанам, что покойный король за свою доброту и благочестие удостоился посмертного благословения богов – ребенка, который будет жить вместо него…

Гвендилена была счастлива. К тому же беременность почти не доставляла ей неудобств, наоборот – она даже расцвела и чувствовала себя прекрасно. Иногда ей даже казалось, что ребенок у нее во чреве любит ее так же самозабвенно, как его покойный отец. Роды тоже прошли на удивление легко. Приняв младенца, Гила улыбнулась:

– Это мальчик! И красавчик же, скажу я тебе…

Уже на следующий день навестить Гвендилену явился Аризантий – председатель Королевского совета. Он передал ей послание, скрепленное большой сургучной печатью, и молча удалился. Снимая эту печать, Гвендилена даже ноготь сломала – так дрожали пальцы от волнения! Но, прочитав письмо, она облегченно рассмеялась. Оно оказалось всего лишь поздравлением по случаю рождения ребенка с обычными в таких случаях пожеланиями здоровья и долгих лет, высказанными в самых витиеватых и высокопарных выражениях. Важными Гвендилене показались лишь последние несколько строчек:

«Помня о той любви и сердечной привязанности, что питал к вам покойный король Хильдегард, мы возносим хвалу богам за их милости и признаем младенца, рожденного вами, посмертным ребенком короля, его законным сыном и наследником».

Гвендилена отложила письмо и тихо рассмеялась. В этот миг она порадовалась от души, что король навещал ее спальню хотя бы для того, чтобы пожелать спокойной ночи и поцеловать в лоб!

Когда ребенку исполнился год, в Терегист приехал Сигриберт, старший брат Хильдегарда. Гвендилена немного опасалась его – ведь он-то знал, кем она была до того, как стать королевой! Однако Сигриберт предпочел не подавать виду и вел себя вполне любезно, хотя и сдержанно. Как ближайший родственник покойного отца, он прилюдно взял на руки малыша Гердвина в праздник Жатвы и, подтвердив таким образом его законнорожденность и принадлежность к королевской семье, отбыл обратно в Орну.

Когда Гердвина отняли от груди, Гвендилена стала все больше вникать в государственные дела. Хильдегард и раньше советовался с ней, но это было наедине, за закрытыми дверями, а теперь она принимала участие в заседаниях Королевского совета! Поначалу Гвендилена думала, что все это ненадолго, ведь через несколько лет Людрих достигнет совершеннолетия и будет коронован, но, к ее удивлению, все вышло иначе. Приемный сын не проявлял никакого интереса к управлению страной, зато упорно совершенствовался в боевых искусствах и все чаще исчезал куда-то из дворца. Гвендилену это беспокоило не на шутку, она не раз приступала к нему с расспросами, но Людрих отмалчивался, и она чувствовала, что это неспроста.

Время шло, и чем ближе становился день совершеннолетия Людриха, тем более мрачным и замкнутым он становился. Наконец, перед своим днем рождения, в канун осеннего праздника Самайн, Людрих пришел в покои Гвендилены и объявил, что желает уйти в арвераны, чтобы занять место погибшего брата. Магистр ордена даже решил сделать для него исключение и принять раньше срока!

Зима в тот год пришла раньше обычного, и ветер бросал в окна колючую снежную крупу. В камине горел огонь, и в отблесках пламени лицо Людриха казалось особенно мужественным и красивым. Он опустился на одно колено и, склонив голову, произнес:

– Прости, мать… Я не могу иначе. У тебя останутся еще другие сыновья!

Гвендилена даже прослезилась – таким торжественным и трогательным получился этот момент! И надо признать, сын ничтожной прачки оказался куда благороднее многих аристократов по рождению.

– Благословляю тебя, сын мой, – вымолвила она, – благословляю и горжусь!

Уже на следующий день ворота обители закрылись за ним навсегда… В общем, с Людрихом все сложилось необыкновенно удачно, Гвендилена и мечтать о таком не могла.

Зато судьба дочери, Амаласунты, доставляла немалое беспокойство.

После смерти Хильдегарда ее свадьбу с молодым Претекаром пришлось отложить до истечения годичного траура, но совсем скоро отец нашел юноше другую невесту. Амаласунта плакала, сокрушаясь об измене жениха, хотя никогда в жизни его не видела. Напрасно Гвендилена пыталась успокоить ее, напрасно увещевала, что она еще очень молода и у нее еще все впереди… Амаласунта была безутешна.