Она снова наполнила свой бокал. Глаза ее сияли тихим торжеством, и на губах играла улыбка – легкая, блаженная… И почти безумная.
– В храме, что Людрих построил в честь рождения сына, горели свечи, было жарко… Вельможам, священникам и приближенным короля, вынужденным присутствовать на похоронах, пришлось нелегко! Некоторые даже падали в обморок, будто изнеженные девицы. От жары тело короля распухало все больше и больше, а к концу заупокойной молитвы лопнуло, забрызгав всех гноем и нечистотами. Все, кто присутствовал там, разбежались прочь, не помня себя, троих затоптали насмерть из-за давки в дверях. Теперь оскверненный храм придется освящать заново, а по городу ходят слухи, что король был проклят богами за нечестивый образ жизни. В народе он даже получил прозвище Людриха Зловонного! Некоторым шутникам за эти слова уже отрезали языки, но слово – не птица, и сетью его поймать не так-то просто.
Гила замолчала. Некоторое время она сидела неподвижно, глядя в одну точку, будто в оцепенении… Гвендилена не смела вымолвить ни слова. Наконец целительница заговорила снова – тихо и медленно:
– Что ж, ты исполнила что обещала. Наши счеты окончены, я довольна. Прощай, и постарайся быть счастливой… Если сможешь, конечно.
Она встала, подошла к Гвендилене совсем близко и, склонившись над ней, поцеловала в лоб. Прикосновение тонких сухих губ было холодным, но в то же время и какая-то нежность была в нем…
– А теперь иди, – сказала Гила, и в голосе слышались привычные властные нотки, – время позднее, я хочу побыть одна.
Гвендилена поднялась со стула, радуясь, что разговор наконец закончен и можно пойти спать. Тяжелым, переваливающимся шагом она направилась к двери, но вдруг спохватилась на полпути.
– Послушай, Гила! А что ты собираешься делать теперь? – спросила она.
– А ты еще не поняла? – целительница посмотрела на нее, как на неразумную. – Мои земные дела закончены, долги уплачены, и я отправляюсь под вечную сень Айама.
Она помолчала недолго и мечтательно добавила:
– Там меня ждут… Ждут все, кого я любила когда-то.
– Нет! – крикнула Гвендилена. От мысли о том, что теперь придется искать другую повитуху – и это за несколько дней до родов! – она готова была расплакаться. – Не уходи. Не оставляй меня одну!
– Моя госпожа приказывает мне? – спросила целительница. Она говорила спокойно и ровно, но губы кривила нехорошая усмешка. – Может быть, она прикажет наказать свою рабыню или запереть ее в чулане?
Но Гвендилена уже взяла себя в руки.
– Не приказываю – прошу, – тихо вымолвила она, – останься со мной, пожалуйста, ты нужна мне!
– Правда? – Гила как будто растерялась. – Ты и в самом деле хочешь этого?
– Да!
Лицо Гилы дрогнуло. Казалось, треснула каменная маска, и под ней показалось живое человеческое лицо – всего лишь на миг, но все же.
– Хорошо. Если ты просишь, я буду рядом с тобой… По крайней мере, какое-то время.
И, взглянув на ее огромный живот, со вздохом добавила:
– Пойдем, я провожу тебя, чтобы ты не споткнулась на лестнице! Только накину что-нибудь. Этот замок не видел меня такой и больше уже не увидит.
Глава 11
Гвендилена считала дни до возвращения принца Хильдегарда. Ей очень хотелось, чтобы он был рядом, когда ребенку придет время появиться на свет. В мечтах она видела, как Хильдегард берет на руки их новорожденного сына, как любуется им, потом целует ее, благодарит, а потом…
«Роди сына – и я женюсь на тебе!» Эти слова Гвендилена вспоминала снова и снова. Снова и снова она пыталась понять, выполнит ли принц свое обещание или предпочтет забыть о нем?
Но все получилось иначе. Ночью, накануне древнего праздника Самайн – Дня, когда умирает солнце, Гвендилена долго не могла уснуть, ворочаясь в постели с боку на бок под тоскливое завывание ветра. Когда она наконец закрыла глаза, сон оказался нехорошим, тревожным… Ей снилось, что из-под ее кровати вылезла огромная змея и, обхватив ее тело, сжимает все сильнее и сильнее.
Гвендилена закричала от боли и ужаса и проснулась. За окном было темно, вой ветра и шум моря сливались в единый протяжный гул. Девушка почувствовала, что постель под ней почему-то стала мокрой… Потом низ живота схватила резкая боль, и Гвендилена застонала.
«Началось, – сообразила она, – значит, я рожаю…»
Превозмогая боль, Гвендилена ощупью дотянулась до колокольчика на столике у кровати. На звон прибежали заспанные служанки. Одна из девушек зажгла свечу, но пламя почему-то трещало и чадило, грозя вот-вот погаснуть.
«Ну почему все так получилось? Ночь перед Самайном – недоброе время…» – подумала Гвендилена. Ей почему-то вдруг стало по-настоящему страшно, и служанки в длинных ночных рубашках с распущенными волосами показались похожими на стаю всполошившихся привидений – тех, о которых когда-то рассказывала старая Аливель…
– Что с вами, госпожа? Вам плохо?
– Гилу! Позовите Гилу, быстрее… – выдохнула она, как только боль отпустила на миг.
– Да, конечно, разумеется…