Как пожилая и ответственная сотрудница музея допустила такое несомненное безобразие — остается загадкой. В ее оправдание можно сказать только то, что к ним привезли новый экспонат, о котором музейная дама мечтала долгие годы, который она неоднократно видела во сне, без которого коллекция ее любимого музея была неполной. Что это было — кресло Шаляпина, поводок или ошейник знаменитой собаки Качалова или туалетный столик Веры Комиссаржевской, так и осталось неизвестным, но факт остается фактом: забыв строгие музейные правила и должностные инструкции, забыв вообще все на свете, хранительница умчалась, оставив свой музей без присмотра.
Едва ее шаги затихли, человек с совиным лицом настороженно огляделся и подошел к закрытой двери, за которой, судя по взгляду, украдкой брошенному на нее музейной дамой, находилась коллекция музыкальных инструментов. Остановившись перед этой дверью, странный посетитель достал из кармана связку отмычек и начал одну за другой пробовать их на музейном замке. Замок был такой же устаревший, как все остальное имущество, так что уже третья или четвертая отмычка подошла, и дверь открылась.
Подозрительный посетитель вошел во второй зал музея, тем самым из посетителя просто подозрительного превратившись в явного злоумышленника.
Это помещение в отличие от первого зала было куда менее просторным. В жуткой тесноте, как жильцы огромной коммунальной квартиры, здесь были расставлены клавиры, пианолы клавикорды, спинеты пианино и прочие старинные клавишные инструменты.
Как в коммунальной квартире потомок обедневшего княжеского рода запросто мог жить по соседству с дворником или спившимся грузчиком, так и здесь изящные дворцовые клавикорды соседствовали с дешевой расстроенной фисгармонией, бурная жизнь которой прошла в придорожном трактире.
По стенам были развешены скрипки, виолончели, виолы самых разных видов, а также духовые инструменты.
Но проникшего в этот зал человека не интересовали ни гобои, ни валторны, ни английские рожки. Он осматривал исключительно клавесины, среди которых хотел найти один-единственный — тот самый, до недавнего времени принадлежавший покойной Амалии Антоновне.
Человек с совиным лицом переходил от инструмента к инструменту, постепенно углубляясь в эту музыкальную коммуналку, и вдруг в самой глубине помещения наткнулся на малорослого седенького старичка, который, согнувшись в три погибели, привинчивал к клавесину инвентарный номерок.
— Эй, мил-человек! — Старичок разогнулся и удивленно уставился на посетителя. — Ты что же это здесь делаешь?
— Осматриваю коллекцию, — отозвался тот, приближаясь и вглядываясь в клавесин.
— Говорил же я Веронике, чтобы сегодня никого не пускала! — проворчал старичок, вытирая руки. — У меня же поступление не оприходовано, номерки не привинчены, бумаги не оформлены как положено… куда же она смотрит!
— А этот инструмент поступил к вам недавно? — осведомился странный посетитель, не спуская горящих глаз с клавесина.
— Недавно, мил-человек, недавно! Только ты, мил-человек, в другой раз приходи, когда все будет путем принято и оприходовано, сегодня сюда нельзя…
— Нельзя, говоришь? — Посетитель моргнул круглыми совиными глазами, сделал еще один небольшой шажок и вдруг приложил к лицу старичка большой клетчатый платок, смоченный резко и неприятно пахнущей жидкостью.
Старичок попытался вскрикнуть, замахал руками, отбиваясь, но силы были неравны. Музейный работник обмяк, и посетитель аккуратно уложил его на полу, в сторонке от клавесина.
Сам же он коршуном бросился к клавесину. Хотелось бы сказать, что он бросился к уникальному инструменту, как сова, но совы, как и прочие ночные хищники, обычно не бросаются на свою жертву, а плавно и бесшумно спускаются на нее с ночного неба. Этот же злоумышленник именно набросился на клавесин.
Он принялся торопливо осматривать старинный инструмент, ощупывать и простукивать его стенки. Откинув крышку, заглянул внутрь, в сложное переплетение струн и
Не добившись результата, он подлез под клавесин снизу, как несчастный автолюбитель прежних времен забирался под свой неисправный автомобиль.
Улегшись на полу под клавесином, он продолжил свои безуспешные поиски.
Ощупывая и простукивая корпус инструмента, он прислушивался к доносящимся из него звукам, надеясь найти тайник, как врач, простукивая грудную клетку больного, старается найти очаг воспаления.
Все было напрасно: клавесин не хотел выдавать свою тайну.
Злоумышленник, чертыхаясь, выбрался наружу и посмотрел на часы.
Он убил на исследование злополучного клавесина уже полчаса, а результат был нулевой. Из соседнего помещения доносились голоса — должно быть, пожилая хранительница вернулась на свое рабочее место, причем не одна. Еще несколько минут — и кто-нибудь заметит, что дверь в соседнюю комнату открыта…
Он огляделся по сторонам.
Музейный старичок мирно посапывал на полу, рядом валялась отвертка. Злоумышленник подобрал ее и принялся безжалостно отдирать от клавесина декоративные резные панели красного дерева.