— Правила — это секс. Взаимно приятный секс. Что бы ты там не думала, тебе нравится, когда тобой руководят, — он прижал меня к себе, вдыхая мои духи. — Дай мне две минуты. Две минуты на то, чтобы владеть тобою всецело и безраздельно, и, если тебе не понравится, я уйду.
У меня бешено заколотилось сердце.
— Две минуты?
Он прикусил губу и кивнул.
— Даю слово.
— Если ты его нарушишь, я одним ударом ноги сделаю из тебя евнуха.
Пенн усмехнулся и, отступив назад, развёл бедра.
— Есть вещи и похуже твоего колена у меня между ног, — сказал он, и его глаза стали темными, словно ночной кошмар. — Но сейчас, встань, мать твою, на колени.
Когда-то аналогичный приказ разорвал меня на части. Сама мысль о том, чтобы отсасывать в переулке незнакомым мужчинам, казалась абсурдной. Однако от этой команды у меня запылало в груди, а сердце превратилось в пыль.
Я не знала, что произошло с моим мозгом.
Не понимала, как ненависть могла стать таким сильным возбуждающим средством.
Но Пенн волшебным образом миновал генерального директора. Он говорил с какой-то примитивной частью меня.
Мне хотелось сказать ему, чтобы он ушел.
Хотелось доказать, что заслуживаю большего уважения.
И все же я опустилась у двери на колени.
Сейдж смотрела на меня так, будто в ее глазах я потеряла всякое человеческое достоинство.
Пенн вздрогнул, показавшись мне наполовину монстром, наполовину ангелом.
— Черт, меня пи*дец как заводит, когда ты подчиняешься, — его взгляд упал на мою грудь. —Теперь, раз ты играешь, мы устроим небольшое шоу «Покажи и расскажи».
Переулок.
Я снова вернулась туда.
Корчилась от боли, цепляясь за остатки самоуважения.
Я молчала, изо всех сил стараясь не отдать богу душу, в то время как мое сердце бешено рвалось сквозь ребра.
Прошлое и будущее были просто двумя измерениями, разделенными настоящим. Но я не жила ни в том, ни в другом. Я существовала в связующем их звене, каким-то образом позволившем событиям трехлетней давности влиять на мою сегодняшнюю жизнь.
Мне хотелось, чтобы в мой мир ворвался незнакомец и снова меня спас.
Пенн опустил руки на пояс и, отодвинув полы темно-синего блейзера, принялся медленно расстегивать кожаный ремень.
— Я покажу тебе, что ты со мной делаешь, Элль. Но взамен хочу посмотреть на тебя.
Я сглотнула.
Он превратился в одного из тех ублюдков, мелькая у меня в сознании то лейблами Адидас, то дорогими костюмами. Не сводя с меня глаз, он потянул за ремень и, расстегнув его, оставил висеть в петлях.
— Расстегни рубашку.
С трудом отогнав воспоминания и полностью сосредоточившись на нем, я зациклилась на самой идиотской фразе, которую когда-либо произносила.
— Это блузка.
— Мне плевать, — его рычание эхом отозвалось в моем сердце. — Расстегни её.
Дрожащими руками я медленно нащупала перламутровые пуговицы и нерешительно расстегнула одну.
Это происходило сейчас. Пенн был сейчас. А незнакомец вчера.
Мне потребовалось немало усилий, но я все же захлопнула дверь в прошлое и окончательно вернулась в реальность.
— Следующую. — голос Пенна дрогнул, когда его руки сомкнулись на пуговице брюк. В своей свежей кремовой рубашке и темных джинсах он казался неприступным, но таким спокойным.
Тяжело и быстро дыша, я расстегнула следующую пуговицу.
Он в точности повторил мои действия и принялся за молнию.
Не дожидаясь его приказа, я расстегнула три, затем четыре пуговицы; мои глаза замерли на его пальцах, потянувших за бегунок молнии.
Когда моя блузка была расстегнута, а бегунок его молнии опустился до самого упора, наши глаза встретились.
Губы приоткрылись в зеркальном отражении желания.
— Раскрой, — из голоса Пенна исчезли прежние игривые нотки, и в нем зазвучала серьезная непристойность. — Дай мне на тебя посмотреть.
Неожиданно расхрабрившись, я распахнула на груди блузку, обнажив темно-розовый лифчик.
Пенн застонал и сунул руку себе в джинсы.
У меня внутри все так сжалось, что я слегка наклонилась от удивления.
Его губы изогнулись в усмешке.
— Тебе нравится? — он стиснул ладонью пах, я увидела, как под джинсами напряглись его бедра. — Нравится знать, что это ты меня так завела? Что у меня уже давно не было такого стояка. Что все, о чем я могу думать, это как засунуть его в каждое твое отверстие.
Я плавилась в огне. Тонула в жидкости. Я была такой влажной, что мои трусики промокли насквозь.
— Сними лифчик, и я покажу тебе больше.
Я дернула за чашечки лифчика, а Пенн подцепил пальцами свои джинсы и немного спустил их вниз. Не сводя с меня глаз, воспринимая нас обоих, как два тела, без души и морали, он сунул руку в обтягивающие черные боксеры и вытащил член.
Сгорая изнутри, я с трудом сглотнула и стянула вниз лифчик, обнажив свои набухшие соски и тяжелые полушария плоти, которыми так долго пренебрегали.
— Черт, Элль.