Венец лжи

Пенн зарылся лицом в простыни, его спина внезапно выпрямилась, член запульсировал у меня внутри.

Я замерла, не зная, что делать.

Я совершенно точно знала, что хочу сделать.

Мои пальцы стали нежными и ласково пробежали по его спине. Как только я коснулась его покрытой испариной кожи, он яростно вскинул голову и оскалился.

— Не надо. Я просто..., — на его челюсти заходили желваки. — Я чертовски близок.

— Не останавливайся.

Лицо Пенна исказилось от мучительного желания.

— Я не собираюсь заканчивать. Я еще тобой не насытился.

У меня вспыхнули щеки, даже когда в животе разлилась радость.

— О.

Пенн наклонился и поцеловал меня, не скрывая своей похоти и желания кончить. Он не открывал глаз, и потому мне было сложно его понять или попытаться угадать, был ли этот физический акт для него чем-то большим, чем просто взаимная разрядка.

Я не могла его постичь, а мне отчаянно нужно было это сделать, если я собиралась как-то пережить то, что он со мной сделал.

Потому что он что-то со мной сделал.

Он разбудил меня, и я уже никогда не стану прежней.

— Черт, ты слишком невероятная.

С диким рыком Пенн отстранился и, выйдя из меня, оставил во мне пустоту. Скользнув по моему телу, он слез с кровати и с глухим стуком опустился на колени.

Не успела я спросить, что случилось, как он положил ладони на внутреннюю поверхность моих бедер и раздвинул мне ноги. Его губы — те же, что целовали меня, — коснулись моей промежности, его язык запульсировал у меня внутри.

Я отняла голову от кровати, в шоке вцепившись в простыни.

— О, мой Бог.

Пенн легонько сжал зубами мой клитор.

— Тебе больно, а мне нужно жестко тебя трахнуть. Сомневаюсь, что ты от этого кончишь, так что... ты получишь свой оргазм сейчас.

За простыни невозможно было удержаться. Поэтому я схватилась за его волосы.

Пенн выругался какими-то очень грубыми и непристойными словами. От его голоса у меня в животе запорхали бабочки. Его язык снова ворвался в меня. После глубокого проникновения его члена, этого было недостаточно, и я напряглась в ожидании большего.

Но затем к языку присоединились его пальцы. Они скользнули под его языком и проникли в меня, с ловкостью подталкивая к оргазму, в котором я купалась с тех пор, как Пенн обрек мою душу на вечные муки.

Так же, как и у меня в кабинете, он не шутил.

Он хотел, чтобы я кончила.

И я кончила.

Я попыталась сомкнуть ноги, но Пенн положил ладони мне на бедра, распаляя во мне жар и возбуждение. Схватив меня за запястья и не отрываясь от моего живота, он еще активнее заработал языком.

Оргазм был цвета темной радуги — он переливался всеми оттенками черного, серого, красного и оранжевого. Я чувствовала, как он приближается. Видела, как закружился в пёстром водовороте. И когда он проник в мои кости и связки, чтобы затем сконцентрироваться в моем лоне, то засверкал, словно какая-то магическая злая сила.

Язык Пенна, будто волшебная палочка, управлял этой магией, разжигая ее и заставляя взрываться разрушительными волнами.

— О, Боже. О, Боже. О, Боже, — я воспарила над кроватью, над ним, над всем миром.

Я ослепла, оглохла, онемела.

Я тонула в каждом гребне.

Не дав мне опомниться, Пенн поднялся по моему телу, закинул мою ногу себе на бедро и снова в меня вошел.

— Да! — это был крик. Я забыла о стыде и приличиях. А потому закричала снова, когда он начал жестоко, быстро и глубоко в меня вколачиваться. — Да! О Боже, да!

Боли...больше не было.

Удовольствие... лилось через край.

Густая, горячая, желанная и несомненно первобытная потребность чувствовать его целиком и полностью, глубже, глубже, сильнее, сильнее.

Язык Пенна скользнул по моей шее, зубы накрыли мою артерию, словно волк свою самку.

Я поцеловала его в плечо, наслаждаясь потом и грубостью наших обнаженных тел.

Обхватив Пенна руками, я нещадно впилась ногтями ему в спину.

— Сильнее, — приказал он, прикусив мне кожу.

Его голос растопил остатки моего оргазма разжигая его, раздувая, превращая угли в пламя. Когда Пенн задвигался быстрее, боль превратилась в сладостную тягу.

— Черт, возьми это. Возьми, мать твою, — он навис надо мной, зарылся пальцами мне в волосы, удерживая мою голову так, чтобы я смотрела прямо ему в лицо.

Кровать заскрипела, и он превратил нас обоих в скользкое месиво пота и удовольствия.

Я не могла отвести взгляд, и в его карих глазах увидела что-то нестерпимо плотское, настолько неприукрашенное и правдивое, что мое сердце сжалось в мольбе о следующей разрядке.

Пенн впился мне в губы, прекратив все мои мысли. Я сошла с ума и, поддавшись старому доброму инстинкту, задвигалась с ним в одном ритме, приняла его власть и позволила утолять и разжигать любой вызванный им голод.

— Черт, ты потрясная. Я знал, что так и будет, — он толкнулся в меня под таким углом, что мир разлетелся черными пятнами.

Услышав его экспертное утверждение, я почувствовала еще одну искру желания броситься в это безрассудное пламя. Меня жалила боль, я была разбитой, влажной и совершенно безумной, я не думала, что смогу снова кончить. Но Пенн обладал надо мной магической властью, которую я не могла игнорировать.