Мать двоих деток – Танечки и Ванечки – рассыпалась в благодарностях и поскорее удалилась, поскольку бабки приняли слишком живое участие в ее делах и даже предлагали постоять на стреме, когда она будет выяснять отношения с разлучницей Ленкой.
Оказавшись в машине, она по телефону дала подробный отчет о своем расследовании и напоследок сказала, что не прощается, поскольку знает, что эти два урода обязательно напортачат и все равно придется к ней обращаться.
Молодой воин застонал и почувствовал, как к нему возвращается сознание. И вместе с сознанием на него обрушилась боль. Мучительная, невыносимая, всепоглощающая боль. Болело все тело, каждая его частица, каждый клочок кожи, но этого было мало – боль была даже за пределами тела, весь его мир состоял из боли.
Лучше было бы умереть, лучше было бы вернуться в непроглядную черноту беспамятства.
Вслед за болью он почувствовал запах – резкий и неприятный запах горелой плоти. И этот запах пробудил его память – он вспомнил погребальный костер, вспомнил, как прорывался сквозь пламя к золотому венцу…
И понял, что запах, который он ощущает, – запах его собственной обожженной плоти.
Потом сквозь потоки боли до него донесся голос – ласковый, сострадающий. Голос, знакомый с самого рождения. Этот голос пел колыбельную песню. Песню про бесконечную степь, покрытую ранним снегом, про маленького жеребенка, скачущего по этой степи, смешно взбрыкивая ногами.
Молодой воин ощутил мерное покачивание и понял, что лежит на кошме в кибитке, которая едет по степи. В той самой кибитке, в которой он родился.
Тогда он открыл глаза и увидел склоненное над ним лицо старой женщины, полное печали и сострадания.
– Ты очнулся, Кемерис, мальчик мой! – проговорила мать и коснулась его лица нежными пальцами.
Но даже это ласковое прикосновение вызвало в обожженной коже новую вспышку боли – и Кемерис застонал.
– О, как ты страдаешь, мальчик мой! – проговорила мать. – Потерпи, я постараюсь помочь тебе, постараюсь исцелить твое тело. Но ты за это должен исцелить мою душу. Ты должен вернуть то, что принадлежит тебе по праву.
– О чем ты говоришь, мама? – едва слышно проговорил Кемерис обожженными губами.
– Я говорю о царском венце! О венце твоего отца, который отнял у тебя Арнабад!
– Он получил венец в законном поединке, – прошелестели губы Кемериса. – Старый волхв возложил венец на голову Арнабада, теперь он – наш повелитель.
– Венец – твой, твой по праву! – резко перебила сына женщина. – Арнабад – сын простолюдинки, младшей жены. Я – из знатной семьи, в моих жилах течет кровь вождей и военачальников, значит, ты имеешь больше прав на наследие отца, на царский венец.
Женщина перевела дыхание и продолжила с ненавистью: