Венецианский альбом

В конце концов я остановилась на зеленом платье в белый горошек с белым воротничком. Оно скорее подходило для послеобеденного чая, чем для вечера, но я сомневалась, что мои товарищи явятся в официальных нарядах. А еще наша деревенская портниха сшила его всего год назад, поэтому фасон у него был вполне современный. Глядя в зеркало, я подумала, что хорошо бы тоже иметь простое черное платье, оно бы сейчас очень подошло. Но я избегала черного после того, как умер отец и мама месяцами заставляла нас носить траурную одежду, которая совсем не шла к моим каштаново-рыжим волосам и очень светлой коже. Я гладко зачесала волосы, подумала, не дополнить ли прическу гребнем с самоцветами, но отказалась от этой идеи и вышла из дому.

У меня возникла мысль перейти через мост Академии, а потом двинуться в обход церкви Фрари, но, похоже, прямого пути там не было, к тому же я боялась заблудиться в угасающем свете дня. Потом мне вспомнилось, что кто-то упомянул трагетто на Сан-Тома, и действительно, на моей карте там была изображена пунктирная линия, которая тянулась через канал. Я точно не знала значение слова «трагетто», но подозревала, что это какой-то паром. Решив рискнуть, я срезала путь по Кампо Санто-Стефано, добралась до Гранд-канала и обнаружила очередь людей, желавших переправиться на тот берег. Потом я увидела паром — и он оказался гондолой! Тем, кто стоял впереди меня, помогли спуститься; люди так и остались стоять на дне гондолы, набившись как селедки в бочку, пока их перевозили на другую сторону. Затем гондола вернулась, и я попала в следующую партию. Стоять на дне утлого суденышка было страшновато, особенно когда мимо, подняв волну, промчался вапоретто. Однако все прошло благополучно, а дальше мне уже не составило труда найти Фондамента дель Форнер. Я впервые узнала, что калле — это улица, а фондамента — улица, которая тянется вдоль канала.

Я позвонила в звонок, и меня впустили в подъезд. Квартира находилась на третьем этаже, но в здании был лифт, и я с удовольствием поднялась на нем, вместо того чтобы топать три пролета по ступенькам. Профессор лично открыл дверь и провел меня в большую комнату, окна которой смотрели на город. В этот час солнце только-только село, и черепичные крыши купались в розовых сумерках, низко над ними проносились ласточки, кружили чайки. Великолепное зрелище, и комната тоже была ему под стать: современная белая мебель, длинный низкий диван, современные полотна на стенах — яркие вспышки цвета. Я не успела их рассмотреть, потому что профессор Корсетти представил меня собравшимся:

— А эта молодая дама, мисс Браунинг, приехала к нам из Англии.

Я огляделась и увидела, что Имельда, Гастон и Франц уже здесь, а вот Генри пока нет. Вперед выступила женщина, приветливо протягивая ко мне руки.

— Как мы рады, что вы пришли к нам в гости! — сказала она. — Я жена профессора, Анджелика. Позвольте познакомить вас с нашими гостями.

Я не ожидала, что на суаре будет кто-то, кроме моих однокурсников, и запоздало призадумалась, не следовало ли все же надеть вечернее платье. Обоснованность сомнений подтвердилась немедленно, едва только меня подвели к немолодой женщине, одетой в поразительное темно-синее платье с подходящим жакетом и сапфировым ожерельем. У нее было узкое лицо, по-мальчишески коротко постриженные седые волосы и темные, умные глаза, которые с интересом разглядывали меня. Она напоминала хищную птицу, быть может, ястреба. Мне стало неуютно.

— Графиня, позвольте представить вам мисс Браунинг из Англии, — проговорила синьора Корсетти. — Моя милая, это наша дорогая подруга, графиня Фьорито, известная у нас в городе покровительница искусств.

Я не была уверена, следует ли сделать книксен, и взяла протянутую руку — весьма изящную белую руку с синими жилками, просвечивающими сквозь очень белую кожу.

— Как мило, — сказала графиня на великолепном английском. — И как смело вы поступили, решившись приехать. Учитывая напряженную ситуацию, мы и не надеялись увидеть у себя в этом году англичан. Но не бойтесь, это Венеция. Мы тут не верим в войну.

— А если она все-таки начнется, вы сможете не пустить ее сюда? — спросила я.

— Конечно. Мы просто взорвем нашу дамбу, — сказала она и рассмеялась. — Однако не тревожьтесь. У нашего великого лидера грандиозные планы, но пытаться отправить итальянцев на войну — это все равно что пасти кошек. Думаю, с чудовищными замыслами герра Гитлера нам не по пути.

— Пожалуйста, Габриэлла, говори по-итальянски, — подошел к нам профессор. — Несправедливо, что вы вдвоем ведете разговор, к которому не могут присоединиться остальные гости. К тому же как ей совершенствоваться в итальянском, когда она говорит на родном языке?

— Скузи, Альфредо. — Графиня заговорщически подмигнула мне. — Как у вас с итальянским? — спросила она на упомянутом языке.

— Довольно сносно, — ответила я. — Мне просто нужна практика.