Венеция. История города

Церковь принадлежала приходу Тинторетто, и он передал ей свои огромные картины бесплатно. В 1594-м его похоронили здесь, и в часовне, справа от алтаря есть мемориальная табличка и достаточно хорошо сделанный бюст. В той же церкви покоятся его дочь Мариетта (1560–1590) и сын Доменико (1560?–1635), которые работали вместе с ним.

Гетто находится южнее, в районе Каннареджо. Именно это Гетто дало имя всем остальным: оно происходит от местного слова, обозначающего литейни (от gettare, что в данном случае означает «лить металл»). Может сбить с толку, что самые старые синагоги находятся на кампо Гетто Нуово (Новое Гетто), но все дело в том, что именно бывшая «новая литейная» стала первым районом, где в 1516 году появилась особая территория, в границах которой разрешалось селиться евреям. Гетто Веккьо (Старое Гетто) было основано в 1541-м, а в 1633 году к ним добавили и третий район, Гетто Нуовиссимо (Новейшее Гетто), но места все равно катастрофически не хватало. В прошлом эти районы, особенно Гетто Нуово, были очень оживленны в дневное время, когда христиане свободно посещали многочисленных портных и ломбарды. Жизнь кипела здесь и ночью, когда проходить через ворота разрешалось только врачам. Сейчас память о тех временах сохранилось только в одном тихом уголке Каннареджо в виде нескольких торгующих еврейскими сувенирами и кошерной пищей магазинов, высоких зданий (иногда по шесть-семь этажей, для экономии земли), пяти синагог и Музео Эбраико.

История жизни евреев в Венеции была переменчива, как, впрочем, и в любой другой стране. Нередко их терпели как врачей или ростовщиков (христианам заниматься ростовщичеством обычно запрещалось, а евреев не допускали во многие другие профессии). Иногда их изгоняли, часто брезгливые посетители критиковали их за то, что они живут в тесноте, пренебрегая правилами гигиены. Как в случае с Шейлоком в «Венецианском купце», у них могли брать в долг, а могли плевать на них, а нередко делали и то и другое. При Венецианской республике жестокое преследование было редкостью, но налоги зачастую оказывались слишком высокими. Несмотря на ограничения, некоторым евреям все-таки удавалось преуспеть; в частности, левантийским евреям разрешалось вести торговлю, в которой они преуспевали. Еврейская культура в Венеции процветала — все ее направления от популярных песен до театра и мистических трактатов. В первой половине XVI века еврейские ученые и наборщики создали около двухсот книг на иврите, напечатанных в Венеции Даниелем Бомбергом из Антверпена. Позже в Гетто жила поэтесса Сара Коппио Салам (1592–1641), ее салон стал местом встречи еврейских и христианских интеллектуалов.

Из личностей XVII века больше всего мы знаем о рабби Леоне да Модена (1571–1648), авторе многих проповедей, книг и памфлетов, пасторальной пьесы и откровенной автобиографии[18]. В ней Модена описывает свои финансовые проблемы, страшное горе после смерти одного сына, погибшего от болезни, и второго, убитого врагами из его же общины, распространение чумы в 1630–1631 годах, семейные неурядицы на склоне лет, когда они с женой перебирались из одного убогого жилья в другое. Скандал 1636–1637 годов, разразившийся после того, как двух евреев посадили в тюрьму за получение краденого товара на сумму 60–70 тысяч дукатов, грозил погубить всю общину. Скандал разрастался, и пошли разговоры о том, чтобы выселить из Венеции всех евреев. Такой исход удалось предотвратить отчасти благодаря убедительному вмешательству Симона Луццатто (1383–1663), ученика Модены, позже его преемника в качестве главного рабби. Его «Рассуждение о положении евреев» в Венеции разъяснило остальным горожанам непосредственные экономические выгоды дальнейшей терпимости. Не имея собственной родины, в отличие от других национальных меньшинств, убеждал Луццатто, евреи вкладывали деньги там же, где жили; они усердно трудились и, по сути, были «ступнями» государства — и пусть оно наступало на них, но они были ему необходимы.

В 1637 году у Модены случилась личная, но не менее опасная беда. В Париже без его разрешения опубликовали его «Riti ebraici», и на какое-то время, признается он, его охватила паника. Эта книга, в отличие от прагматичного рассуждения Луццатто, касалась деликатных теологических проблем: Модена писал о некоторых аспектах еврейской доктрины, обсуждение которых было запрещено католической церковью. Но влиятельные друзья предприняли мудрый упреждающий ход и немедленно передали материалы рабби инквизиции — и она не стала его преследовать. Модена смог продолжать писать, преподавать и (в чем он честно признавался в своей лишенной всякого притворства биографии) дальше бороться изо всех сил с потребностью немедленно проиграть в азартные игры любые заработанные деньги.