После этого обе стороны, по-видимому, пришли к выводу, что ситуация зашла в тупик. Пиппо мог бы захватить значительную часть венецианских владений на материке, но ни за что не рискнул бы атаковать саму столицу. Венеция, со своей стороны, получила очередное доказательство того, в чем неоднократно убеждалась и раньше: Ломбардская равнина слишком велика, чтобы уверенно держать ее под контролем. Враги могли перемещаться по этой территории почти беспрепятственно, отступая и перегруппировываясь по мере нужды, но полностью очистить ее от сил противника было невозможно. Кроме того, с каждым месяцем военные действия обходились обеим сторонам все дороже, и, наконец, республика (обложившая всех своих граждан десятиной на имущество, чтобы компенсировать утраченные доходы с материковых городов) направила к Сигизмунду еще одно посольство, чему тот откровенно обрадовался. О постоянном мире не было и речи, потому что уступать права на Далмацию король по-прежнему не желал; но в 1413 г. стороны заключили перемирие сроком на пять лет, в основном благодаря усилиям главного венецианского переговорщика Томмазо Мочениго. В январе следующего года он все еще находился в Лоди при императорском дворе, когда прибыли гонцы с посланием, требовавшим немедленно вернуться к родным пенатам: по итогам только что прошедших выборов Мочениго стал шестьдесят вторым дожем Венеции.
21
Дож-провидец
(1413 –1423)
Устами умирающих глаголет истина.
Микеле Стено, умерший в 1413 г., на следующий день после Рождества[207]
, оставил республику значительно более сильной, обширной и (несмотря на временное истощение финансов из-за войны с Венгрией) процветающей, чем когда принял ее под свое крыло. Однако за три года до смерти Микеле намеренно спровоцировал конституционный кризис, повлекший за собой устойчивые перемены в самом статусе дожа. Не будем подробно останавливаться на подробностях этого кризиса, вызванного тем, что дож поддержал прошение об аннулировании одного из постановлений Большого совета; скажем лишь, что дож в итоге столкнулся с угрозой отстранения от должности. Как человек гордый и упрямый, он не уступил, практически бросив своим оппонентам вызов. Если бы тем хватило духу пойти до конца, Стено закончил бы свои дни в изгнании, а то и на эшафоте, как Марино Фальеро. К счастью для него и для Венеции, здравый смысл возобладал; тем, кто желал осудить его, помогли выйти из ситуации, не потеряв лицо, и дело замяли. Но не забыли. Еще при жизни Стено в Венеции были приняты новые законы, наложившие еще более жесткие ограничения на дожескую власть. Среди прочего теперь любые двое из трех авогадоров (государственных прокуроров) получили право привлечь его к ответственности, если сочтут, что дож словом или делом ставит под угрозу конституционный строй. Более того, из дожеской клятвы его преемника (внушительного перечня обязательств, который давали на подпись каждому дожу при вступлении в должность) исключили одно из немногих оставшихся политических прав, имевших реальный вес, а именно право дожа на созыв аренго. В дальнейшем всенародное собрание граждан Венеции допускалось только с разрешения Большого совета и сената и только в предварительно согласованных целях.Как патриот, семьдесят лет своей жизни отдавший служению республике, новый дож не слишком расстроился, узнав об этих дополнительных ограничениях. Имя Томмазо Мочениго впервые появилось на страницах истории в 1379 г., когда ему поручили незавидную задачу: донести до Венеции известие о гибели флота при Поле, в сражении с генуэзцами. Позднее он служил генерал-капитаном на Черном море, где в 1396 г. сумел спасти остатки христианский армии (выступавшей под началом короля Сигизмунда и состоявшей в основном из французов и венгров) после еще более сокрушительного поражения в битве с турецким султаном Баязидом при Никополе. После этого, как мы уже видели, Томмазо действовал в основном на дипломатическом поприще, но, едва приняв дожеский сан, опять столкнулся с растущей угрозой со стороны турок. На сей раз – не как сторонний наблюдатель: впервые за всю свою историю Венеция приняла активное участие в борьбе с Османской империей.
По ряду причин кажется удивительным, что прямого столкновения между ними не случилось раньше. За последние полвека османские войска захватили более половины Балканского полуострова, и к 1410 г. византийский историк Михаил Дука не без оснований предположил, что в Европе уже проживает больше турок, чем в самой Анатолии. Большинству христианских государств, по крайней мере в центральной и восточной частях континента, уже довелось испытать на себе закалку турецкой стали. Однако Венеция, по обыкновению предпочитавшая торговлю войне, до сих пор ухитрялась сохранять дружественные отношения с Портой, и в 1413 г., совсем незадолго до избрания нового дожа, полномочный представитель республики Франческо Фоскари заключил с новым султаном Мехмедом I договор, подтверждавший дружбу между двумя державами.