Венецианские послы, вероятно, знали об этом не больше, чем Юлий II и его кардиналы, но документ, к которому они со столькими церемониями прикрепили свои печати, и его условия, которые они столь долго и мучительно выслушивали, их правительство объявило ничтожными почти три недели назад.
Известие о примирении папы с Венецией другие члены лиги восприняли с недовольством. В частности, французы сделали все возможное, чтобы отговорить Юлия II от этого шага, и на церемонии отпущения грехов бросалось в глаза отсутствие при Святом престоле послов из Франции, Священной Римской империи и Испании. Несмотря на то что Юлий II не пытался официально отмежеваться от альянса, вскоре стало известно, как он хвастается тем, что, даровав Венеции прощение, он вонзил нож в сердце короля Франции; это было достаточным доказательством, что теперь он рассматривает не венецианцев, а французов в качестве главного препятствия своей итальянской политике и что он фактически перешел на другую сторону. К марту 1510 г. мы обнаруживаем, что венецианский Сенат раздумывал, как лучше включить папу в предстоящий союз с Англией и Шотландией, и что сам Юлий II намеренно искал ссоры со своим прежним союзником герцогом Альфонсо Феррарским, который все больше склонялся к интересам французов, что раздражало и тревожило папу.
Однако все это не означало, что лига утратила актуальность – ничего подобного. С приходом весны французы вновь отправились в поход с материальной помощью герцога Ангальтского и герцога Альфонсо; они собирались соединиться с войском Максимилиана I и разрешить ситуацию в Венето раз и навсегда. Максимилиан I предсказуемо не объявился, но даже без него их объединенное войско превосходило силы венецианцев. У Венеции возникла еще одна сложность: в январе в Лониго умер Питильяно[265]
, а найти подходящего преемника было нелегко. В качестве промежуточной меры Венеция могла доверить верховное командование своему проведитору Андреа Гритти, чья честность, мужество и большой военный опыт не отменяли того факта, что он, как и все проведиторы, был гражданским лицом и потому не мог внушить уверенность войску, состоявшему из профессиональных наемников.Тем не менее сомнительно, что даже величайший из кондотьеров смог бы остановить наступление французской, немецкой и феррарской армий, которые, встретившись к югу от Леньяно, быстро заняли Эсте и Монтаньяну и двинулись на север, в сторону Виченцы. Андреа Гритти, не имея возможности оказать успешное сопротивление, отступил на восток, и 24 мая войско герцога Ангальтского вошло в город. Второй раз за год жители Виченцы были вынуждены признать императора своим правителем.
Сделали они это неохотно. Они знали, что герцога унизил и привел в ярость их недавний переход на сторону Венеции и что, вернувшись, он не даст им пощады. Многие видные горожане бежали вместе с женами, детьми и самыми ценными вещами в Падую или Венецию, а оставшиеся были совершенно не способны выплачивать огромные штрафы, которые на них наложили. Вдобавок ко всем своим несчастьям они теперь видели, как пьяные немецкие наемники, шатаясь, бродят по улицам, грабят и мародерствуют; последовал очередной массовый исход, и более тысячи беглецов укрылись в огромной пещере, вырытой в сердце близлежащей горы Монте-Берико. Лучше бы они остались в Виченце: вскоре банда французских нерегулярных войск обнаружила их укрытие и, почуяв добычу, приказала им выходить. Они отказались, и тогда французы разожгли у входа в пещеру огромный костер, отчего она вскоре наполнилась дымом. Пишут, что один маленький мальчик нашел крошечную трещину в скале, через которую он смог вдыхать достаточно свежего воздуха, чтобы спастись; остальные же задохнулись, и французы сняли с их тел все ценное, что сумели найти.
Справедливо добавить, что, когда весть об этом злодеянии достигла французского лагеря, понесенное виновными наказание было быстрым и суровым. Знаменитый рыцарь Баярд – самый настоящий шевалье без страха и упрека, принимавший участие во всех главных кампаниях в Италии со времен первого похода Карла VIII в 1494 г., – приказал повесить перед пещерой двух зачинщиков; но наказанию подверглись не только эти двое. Однако французы уже причинили ущерб, и весть о произошедшем быстро распространилась по северу Италии, вызвав огромную волну антипатии к захватчикам. Престижу французов был нанесен серьезный удар, от которого они еще не скоро оправились.