Венеция. История от основания города до падения республики

Пишут, что на горе папы, узнавшего об убийстве своего фаворита, было страшно смотреть. Он безутешно рыдал, отмахиваясь от любой помощи, отказался долее оставаться в Равенне и приказал немедленно отнести себя в Римини в закрытом паланкине, сквозь задернутые шторы которого его рыдания слышали все, кто встречался ему на пути. Лишь в день приезда в Римини он вновь обрел самообладание; однако впереди его ждали новые удары судьбы. Мирандола, за захват которой он всегда считал себя лично ответственным, в течение двух недель была потеряна и перешла к Тривульцио. Папское войско – сбитое с толку, деморализованное и лишившееся командующего – развалилось. Захват Болоньи открыл французам путь для завоевания всех территорий церкви в Романье, за которые папа так долго и упорно бился. Все труды последних восьми лет оказались напрасными. В Римини же он обнаружил прокламацию, прибитую к дверям церкви Святого Франциска и подписанную девятью его кардиналами при поддержке Максимилиана I и Людовика XII; в ней говорилось, что 1 сентября в Пизе состоится всеобщий церковный собор, на котором будут расследованы и исправлены злоупотребления, допущенные при нынешнем понтифике.

Однако даже тогда от папы, пусть и ненадолго, скрыли самые унизительные новости. Агенты папы в Болонье сообщали, что ликующие жители города не только разрушили замок в центре города, который он построил ради собственной славы и для личной защиты, но и снесли великолепную бронзовую статую, заказанную папой Микеланджело, продали ее за бесценок герцогу Феррары, а тот переплавил ее в огромную пушку, которую любовно назвал Юлием.

Юлий II обладал множеством недостатков и как папа, и как человек. Он был импульсивным (как писал Гвиччардини, «настолько импульсивным, что это погубило бы его, если бы не почтение к церкви, раздоры между правителями и не обстановка в то время»), непостоянным, мстительным, плохим организатором и управляющим, и очень скверно разбирался в людях. Он был сведущим дипломатом-тактиком, однако не умел вырабатывать долгосрочные стратегии. Снедаемый мирским честолюбием, он был совершенно беспринципен в средствах достижения своих целей. Однако он в полной мере обладал определенными положительными качествами – мужеством и неукротимостью духа. Возвращаясь в Рим в возрасте почти 70 лет, он уже обдумывал создание новой лиги, которую возглавит он сам и в которую войдут Венеция, Испания, Англия и по возможности Священная Римская империя; эти объединенные войска раз и навсегда прогонят французов с Апеннинского полуострова. В первых числах июля начались переговоры.

Серьезных проблем не возникло. Фердинанд II уже получил от Камбрейской лиги все, на что мог рассчитывать, и не желал дальнейшего укрепления положения французов в Италии. В Англии зять Фердинанда Генрих VIII охотно согласился отвлечь его соперника на севере, пока союзники занимались тем же самым на юге, хотя, принимая предложения папы, он был вынужден указать ему на то, что было бы лучше, если бы их передавал не явный двойной агент (которого, похоже, рекомендовал покойный кардинал Алидози), регулярно сообщавший обо всех событиях королю Людовику XII. Венеция, которая на протяжении переговоров усердно и в целом успешно противостояла нападениям французов на Венето и Фриули, большего и не желала. Максимилиан I, как обычно, колебался, но даже без него новая лига имела все признаки силы, с которой будут считаться.

Помимо природного темперамента, одной из причин нерешительности императора был церковный собор в Пизе, который он и король Людовик XII совместно поддержали. Людовик уже начал жалеть об этой затее, когда по меньшей мере четверо из девяти указанных в прокламации кардиналов заявили, что с ними даже не посоветовались и они не хотят иметь к этому никакого отношения. Затем папа Юлий II объявил, что он сам созовет законный собор в мае, фактически избавив всех от необходимости проводить это неканоническое собрание, которое теперь все сочли лишь неуклюжим политическим маневром. Поддержка становилась все малочисленнее, и дату собора перенесли с сентября на ноябрь; и даже тогда, после двух коротких заседаний, враждебность местного населения заставила устроителей перенести его в Милан; но даже там, под защитой французов, над собором открыто насмехались – до такой степени, что местный летописец отказался вести протоколы заседаний, заявив, что их нельзя воспринимать всерьез, да и чернила у него закончились.