Словом, Венеция переживала не лучшие времена, когда поздним вечером 28 декабря 1538 г. на 84-м году жизни умер дож Андреа Гритти – как говорят, от излишнего количества жареных угрей, съеденных за рождественским столом. Он всегда был любителем чувственных наслаждений, и еще до его избрания другой сенатор, Альвизе Приули, как-то сказал: «Мы не можем сделать дожем человека с тремя незаконнорожденными детьми в Турции»; если верить записям его современников, Гритти произвел на свет еще по меньшей мере двоих детей – одного из них ему родила монахиня по имени Челестина. Возможно, это стало одной из причин того, что он так и не заслужил истинной любви своих подданных. Однако они многим были ему обязаны – и за его юношеский героизм на поле боя, и за более поздние дипломатические достижения, которые принесли им многолетний мир. Даже под конец жизни, в 1537 г., он в течение трех дней выступал в сенате против войны с султаном, и для победы в голосовании ему не хватило всего одного голоса. Незадолго до этого он добивался официального разрешения отречься от трона и спокойно удалиться в великолепное палаццо, которое для него построили недалеко от церкви Сан-Франческо делла Винья[285]
; однако поняв, что война неизбежна, он отозвал свою просьбу. Его похоронили со всей пышностью и церемониями, которые он так любил при жизни, в церкви Сан-Франческо, строительство которой под руководством Сансовино завершилось всего четырьмя годами ранее; там до сих пор можно видеть его надгробие слева от главного алтаря[286].К тому времени стало ясно, что Венеции нужно договариваться с султаном о мире на любых возможных условиях, поэтому одним из первых распоряжений преемника Гритти, семидесятисемилетнего Пьетро Ландо, была отправка полномочного представителя в Константинополь. Из всех недавних потерь самыми болезненными стали Нафплион и Мальвазия – последние торговые базы Венеции на Пелопоннесе, так что первоочередной задачей посла Томмазо Контарини в рамках мирных переговоров стало возвращение этих двух портов, за которые республика была готова заплатить солидный выкуп – первоначальную сумму 150 000 дукатов можно было поднять до 300 000, если султан окажется особенно несговорчивым. Вторая сумма была огромной по любым меркам, и венецианцы считали, что Сулейман ей обрадуется, поскольку у него возникли новые заботы на востоке, и венецианцы знали, что в западных водах он не против заключить хотя бы перемирие. Однако на деле ничего не вышло, и в конце концов в октябре 1540 г. Венеция была вынуждена согласиться на договор, условия которого были гораздо жестче, чем она себе представляла. Предложенные ею 300 000 дукатов потребовали в качестве общей репарации, но при этом и речи не шло о возвращении Нафплиона, Мальвазии или любых других территорий, утраченных ею в последние три года. В будущем венецианским судам запрещалось входить в турецкие порты или покидать их без позволения. Далее шел десяток менее важных пунктов, каждый из которых словно был специально рассчитан на то, чтобы унизить республику и причинить ей максимальные неудобства. Но к тому времени у Венеции не осталось выбора, так что Пьетро Ландо, который за четверть века до того отличился как один из самых лихих полководцев своего времени, выпала печальная судьба отдать врагу еще один кусок Левантийской империи его города.
На том этапе истории Венеции стало очевидно, что она вступила в эпоху упадка и больше у нее не случится длительных периодов подъема. Время экспансии закончилось, началось время экономии. Принципы торговли быстро менялись, и пусть отрицательное влияние на экономику оказалось не таким сильным, как опасались пессимисты, оснований для долгосрочного оптимизма было мало. Турки стояли на подступах к территории Венеции, их аппетит явно был ненасытным, а христианский Запад оказался неспособным оказать им согласованное сопротивление.