Венеция. История от основания города до падения республики

Однако простой народ по-прежнему не был удовлетворен. Самозваные наказания богатых и власть имущих всегда пользуются популярностью, поэтому народ проникся речами Раньеро Дзено. От внимания людей не ускользнуло, что приказ о конфискации имущества Джорджио Корнаро вступил в силу лишь после того, как у его семьи было достаточно времени, чтобы тайно вывезти большую часть своей собственности, и что несколько других членов этой семьи, подозреваемые в соучастии, даже не были допрошены и расхаживали по городу столь же высокомерно, как и прежде. Наконец, недавно приехавшие из Феррары люди говорили о том, что трое подозреваемых жили там вполне открыто и, судя по всему, в полном комфорте. Почему же республика не предпринимала никаких мер, чтобы привлечь каждого из них к ответственности? Очевидно, потому, что Совет десяти стал продажным и не желал (или боялся) действовать вразрез с интересами дожа.

Тем временем Раньеро Дзено быстро восстанавливал силы и в июле следующего года был вновь избран одним из глав Совета десяти. В первый день работы на новом посту он прибыл во дворец в сопровождении солидной охраны, однако его холодно проинформировали, что охрану ни при каких обстоятельствах не пустят внутрь; он также обнаружил, что были предприняты меры по сведению его полномочий до минимума. Недавно составленный меморандум уведомлял его о том, что в соответствии с последними решениями Совета десяти ни один вопрос, полностью обсужденный Советом, не может быть поднят для пересмотра, и никакие обвинения не могут быть выдвинуты против людей, занимающих государственные посты. В течение некоторого времени Дзено хранил молчание, а ранним утром 23 июля уведомил совет о том, что на утреннем собрании Большого совета он намерен поднять вопрос о клятве дожа; он особо подчеркнул, что делает это уведомление заранее, чтобы дожа и его семью попросили в соответствии с законом не являться в зал заседаний. Однако этой просьбы так и не последовало, и поэтому Раньеро Дзено вновь взошел на трибуну в присутствии Джованни Корнаро и нескольких его родственников.

По мнению Раньеро, его выздоровление было даровано ему лишь для того, чтобы он смог продолжить давнюю борьбу против коррупции в государстве. За последний месяц Совет десяти сделал все возможное, чтобы заставить его замолчать – вопреки закону, дарующему каждому гражданину свободу слова в том, что, по его мнению, является благом для республики. Теперь нарушен еще один закон: тот, который требовал отсутствия всех членов семьи дожа при обсуждении дел этой семьи. Тут его прервал старый советник Паоло Басадонна, обвинивший Дзено в том, что тот пытается свергнуть правительство, заставить собравшихся принять поспешные решения и выставить себя Цезарем. Напротив, ответил Дзено, Цезарь желал власти только для себя; он же, Дзено, как верный венецианец, лишь пытается убедить законодательные органы государства взять на себя ответственность.

Не дав ему продолжить, поднялся с места сам дож и принялся горячо доказывать свою невиновность. Он не сомневается, что эти обвинения – лишь способ отомстить за то нападение, в котором дож не был замешан. Виновные были наказаны так, как они того заслуживали; остальная часть его семьи невиновна. Он никогда не нарушал клятву дожа; на избрание сыновей согласилась синьория; его сын-кардинал получил сан епископа Бергамо во время правления предыдущего дожа, а следовательно, у него не было оснований от него отказываться; что касается сана епископа Виченцы, то он принял его лишь как замену первому. Дож явился на нынешнее заседание совета как обычно, потому что синьория сказала ему, что он может это сделать; если собрание пожелает, он немедленно удалится. Последние слова почти никто не расслышал, так как Дзено, больше не в силах сдерживаться, громко призывал авогадоров исполнить свой долг и обеспечить исполнение законов. «И что дальше? – вскричал дож. – Нам больше не позволено говорить?» Началось светопреставление: со всех сторон кричали, некоторые принялись стучать по скамьям – кто-то пытался заставить Дзено замолчать, кто-то, наоборот, поощрял его говорить дальше; некоторые аплодировали дожу, пока тот тщетно пытался перекричать общий гам. Наконец он сдался; Дзено безуспешно попытался вынести документ на обсуждение, и заседание закончилось в гневе и смятении.