Венеция. Под кожей города любви

Грегорио выходит проводить нас на лестницу и — очевидно, из общих соображений — решает объяснить мне, как добраться до вокзала.

— Видишь мост?

— А, да.

— Не ходи по нему. Иди в другую сторону. По дороге на железнодорожный вокзал нет моста. Если видишь мосты, беги прочь!

— С удовольствием займусь марафоном. Полезно для ног, учитывая, сколько здесь мостов.

— Кстати! А ты знаешь, что марафон в Венеции на самом деле называют «Вверх и вниз по мостам»? Очень сложный маршрут.

Мы прекращаем разговор, так как Неро уже внизу у дверей и активно рвется на улицу.

Выходные проходят в полнейшем спокойствии. Я пытаюсь перенимать невозмутимость, изящество, основательность, стиль и вежливую непреклонность во всем. Мне известно расхожее представление о сердечных, благородных, но вспыльчивых итальянцах, однако суть их сердечности — не в слепом благодушии, а в жизнерадостном отношении к соблюдению этикета, ответственном — к сохранению семьи и традиций и в оптимистичной надежде на то, что ничто не будет меняться со временем. Нужно хорошо выглядеть, прилично себя вести и четко осознавать свое положение в обществе (что касается меня, то я — молодая благополучная женщина, подруга единственной и неглупой дочери из старой семьи с устоями).

Как-то днем я писала в гостиной свои заметки и услышала голоса на лестничной площадке.

— Я хочу познакомить тебя со своей подругой, — говорит кому-то Стеф по-итальянски.

Едва я успела закрыть тетрадку и подняться, как в комнату, улыбаясь, вошел высокий, совсем юный стройный красавец: весь золотистый, с рыжеватыми волосами и нежным румянцем. Голубоглазый херувимчик с открытым улыбчивым лицом…

— О, привет! — говорю я уверенно и — надеюсь — очень приветливо.

— Привет, — отвечает он на приторно-правильном английском и одаривает меня ответной улыбкой.

Просторные джинсы, тесная маечка, полные губы… Может, он?.. Но парнишка буквально лучится чистотой и непорочностью.

Обмениваемся рукопожатием — тока не пробегает. После его ухода Стефания рассказывает, что зовут его Ренато, что ему шестнадцать, почти семнадцать, и это один из двух ее двоюродных братьев.

— Подозреваю, что он слегка голубоват, по крайней мере, недавно он жаловался мне, что не может выбрать, куда пойти учиться — на биолога или на модельера. А раз мы были у них в гостях, ему тогда было лет семь или восемь, так он от нас убежал, а потом вернулся с накрашенными губами…

— В женской одежде и напевая песенку?

— Точно. Если он гей, надеюсь, он уедет отсюда. В Венеции ему может прийтись туго.

— И ведь такой красавчик… — вздыхаю я.

В последний день перед моим отъездом нас охватывает потребность увидеть море. Мы отправляемся на самый юг города и бродим по длинной мраморной набережной Дзаттере, глядя на воду, горящую на солнце, точно голограмма. Напротив — остров Джудекка с тремя белыми равноудаленными друг от друга церквями и низкой линией горизонта.

Под конец прогулки добираемся до большой деревянной платформы, выступающей в море, — плавучей лодочной пристани. Мы со Стеф нежимся, лежа на деревянном настиле и ощущая, как в паре метров под нами шевелится море.

Наконец, часа через два, заставляем себя встать — нам предстоит встреча с дядей Стефании, промышленным дизайнером. Гламурный просторный офис увешан дизайнерскими и архитектурными чертежами, эскизами, на демонстрационных столах — макеты. Не похоже, что здесь кипит работа; может, сотрудники за столами и трудятся изо всех сил, но с таким видом, будто попивают кофе в буфете. Дядя — высокий, радушный, в синем костюме, ему лет шестьдесят или около того. У него белая кожа и острый нос, седые волосы безукоризненно причесаны.

Происходит церемония знакомства с чередой глянцевых, вежливых, сине-костюмных мужчин.

— Мы с моей английской подругой решили навестить дядю, — поясняет им Стефания по-итальянски.

— О, вы вместе учитесь? — участливо вопрошает один из мужчин.

— Нет! Нам уже двадцать пять и двадцать шесть лет, — в голосе Стеф слышно удивление.

— Вы англичанка? — спрашивает меня мужчина по-итальянски.

— Да, — отвечаю я.

— Приятно с вами познакомиться, — произносит он на чопорно-правильном английском.

— И мне приятно познакомиться с вами.

Их здесь учат, что «приятно» — очень английское слово, думаю я.

— Вы страдаете от морской болезни? — звучит вопрос.

— Э-э… Нет…

Так вот и получилось, что мы оказались на холодном, как лед, катере в двухчасовой поездке по промышленной части лагуны в обществе тридцати горластых подростков двенадцати-тринадцати лет (школьная экскурсия). Вообще-то это интересно («Мне нравится эта индустриальная панорама», как выразилась Стеф), и я не без любопытства рассматриваю серые фабрики и ангары, над которыми возвышаются металлические трубы, выкашливающие горячий черный дым. Понятное дело, в моем путеводителе по Венеции таких картинок нет. Впервые вижу, что венецианские воды могут быть не похожи на солнечную пастель: стоячая, маслянистая и грязная субстанция лениво кренится к неестественно темному небосклону.