Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

А сидя за столом перед ведутами, кто-нибудь да и расскажет об экстравагантном поступке одной из моих тетушек, известной своими разорительными капризами. Однажды она подарила себе в Венеции великолепный дивертисмент. Прибыв к исходу сезона, она опоздала к знаменитым регатам:

– Ждать целый год, чтобы их увидеть? Это невозможно! Вы плохо меня знаете! Мне это зрелище нужно сейчас!

И по разукрашенному лично для нее Большому Каналу поплыли праздничные гондолы, засверкали фейерверки и полились бесконечные серенады[424].

Трудно предположить, чтобы упомянутая (и неизвестная нам по имени) экстравагантная представительница клана Трубниковых была единственной венецианкой, способной на похожий каприз, но если вдруг это оказалась бы она, то изящество реальности, пасующей перед литературой, было бы достойно декораций этого сюжета.

Некоторому числу наблюдателей исторические праздники Венеции казались безусловным анахронизмом, ориентированным исключительно на туристов и оттого насквозь фальшивым; квинтэссенция этого чувства воплощена в очерке Ходасевича: