Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

По водам Риальто гондола скользила,
Вперед ее гнал гондольер молодой.
«Потише, Джузеппе, ведь дама просила,
Чтоб ты не будил ее быстрой волной».
Прекрасная дама ужасно устала,
В гондолу вошла вся объятая сном:
В роскошном палаццо всю ночь танцевала
С прелестным и милым французским послом.
Ей чудится шепот таинственно нежный
И говор чуть в нос молодого посла,
И кончик манишки его белоснежной,
И хвостики фрака, как ушки осла.
Какие смешные и узкие плечи
У этих комичных французских послов,
Зато как пленительно страстны их речи
Под чувственный запах японских духов.
Так юная дама мечтала в дремоте,
А юный Джузеппе стоял на корме
И песню мурлыкал в тоске и заботе
О сером и будничном завтрашнем дне.

Валерий Брюсов

Анатолий в Венеции XVIII в

Я видела в окно: на маленькой гондоле
Он уплывал от стен монастыря,
И за кормой пурпурная заря
Дрожала в синеве цветком желтофиоли.

Как плавно, как легко, как смело –  Анатолий

Скользил веслом по брызгам янтаря,
Но всплески волн чуть долетали с воли,
И покрывали их напевом псалтыря.

Я отошла смущенно и тревожно…

С толпой подруг спустилась в церковь я,
Но жить казалось мне смешно и невозможно.

О Господи! да будет власть твоя.

Надломлены мечты, но я роптать не вправе…
О сердце, замолчи… Ехресtans expectavi…

1894 г.

Данте в Венеции

По улицам Венеции, в вечерний
Неверный час, блуждал я меж толпы,
И сердце трепетало суеверней.

Каналы, как громадные тропы,

Манили в вечность; в переменах тени
Казались дивны строгие столпы,

И ряд оживших призрачных строений

Являл очам, чего уж больше нет,
Что было для минувших поколений.

И, словно унесенный в лунный свет,

Я упивался невозможным чудом,
Но тяжек был мне дружеский привет…

В тот вечер улицы кишели людом,

Во мгле свободно веселился грех,
И был весь город дьявольским сосудом.

Бесстыдно раздавался женский смех,

И зверские мелькали мимо лица…
И помыслы разгадывал я всех.

Но вдруг среди позорной вереницы

Угрюмый облик предо мной возник.
– Так иногда с утеса глянут птицы —

То был суровый, опаленный лик.

Не мертвый лик, но просветленно-страстный.
Без возраста, не мальчик, не старик.

И жалким нашим нуждам не причастный,

Случайный отблеск будущих веков,
Он сквозь толпу и шум прошел, как властный.

Мгновенно замер говор голосов,

Как будто в вечность приоткрылись двери,
И я спросил, дрожа, кто он таков.

Но тотчас понял: Данте Алигьери.

1900 г.

Лев святого Марка

Pax tibi, Marce, evangelista meus.

(Надпись на книге, которую держит в лапах лев святого Марка

)