Венганза. Рокировка

Копы ликовали. Осуществлялась их заветная мечта засадить меня на веки вечные. И пусть им не удавалось доказать мою причастность к секс или нарко-трафику, но их устраивал и подобный расклад. Хотя, посадив меня за решетку, они не сделают поставки наркотиков меньше, как и не остановят торговлю живым товаром, но добьются новой должности. Именно это и волнует их больше всего.

Вся ситуация складывалась не в мою пользу. Единственное, что действительно удручало — невозможность поговорить с Мариной. Мне была невыносима мысль оставлять ее одну, как еще более невыносимым оказалось оставить ее на попечение Переса. Понимая, что если не найду способ выйти из тюрьмы раньше, чем в следующей жизни, буду изолирован от нее и своего ребенка до конца дней, а чертов пуэрториканец будет находиться всё это время рядом, и, возможно, моя дочь станет называть его папой.

Представляя подобный расклад событий, я сатанел от безысходности. Адвокат настаивал на том, чтобы выбить из Марины признание и добиться диагноза «невменяемость», отделавшись лечением в психушке. Но как я мог допустить подобное? И что будет, если этот план не сработает? Нет и еще раз нет. И теперь, когда возник из ниоткуда тот самый свидетель, плюс моё признание в убийстве, мы получили гарантии Марининой безопасности. Она не заслуживала наказания. В настоящем положении, правда, сложно определить, что именно страшнее: лишиться рассудка или всё же потерять свободу. Но выяснять это на практике ей не доведется. Я принял решение и его не изменить.

Ошарашенный новостью о ребенке, злой и растерянный, чувствовал, будто у меня выбили почву из-под ног, и я болтался в невесомости, не понимая, в какую сторону двигаться и как вернуться на землю. Мысленно повторяя про себя такое незнакомое до этого момента слово — дочь, уже не слышал ни единого звука, доносящегося изо рта Пирса, как и не слышал остальных шумов вокруг. Теперь я должен был узнать, где она и почему Марина скрыла её существование.

Необходимость увидеть Чику вновь затмила собой все остальные нужды. Я готов был требовать её визита, но затем вспомнил о невозможности осуществления этого желания. Мог попросить о встрече Переса и призвать к ответу его, но боялся, что больше не смогу сдерживать порывов и разобью пуэрториканскую голову без промедления. Оставалось только ждать выздоровления Марины и разговора с ней. А терпение, как известно, моя самая слабая сторона.

Покинув в тот день комнату для свиданий, так и не вникнув в детали дела, я вышел на прогулку, не слыша и не видя совершенно ничего. Никогда пустота и одиночество внутри меня не разрасталась с такой скоростью, как теперь. Будто весь мир обернулся против и стремился раздавить тяжестью посланных испытаний. Вновь ожило желание омыть всё вокруг кровью, заполняя чужой болью дыру в груди. Я не понимал, как именно чувствовал себя из-за обрушившихся на меня новостей. Озлобленным? Преданным? Потерявшим в одночасье всё, что имело какое-то значение? Всё разом разрывало изнутри, стараясь оттяпать у меня как можно больший кусок. Вопрос «почему» звучал в голове всё громче, будто кто-то подкручивал громкость динамиков, и отдавался резью в ушах. Почему Марина скрыла от меня существование ребенка? И почему она говорила с Пересом, будто тот всегда знал о ней? Я был вне себя от злости. Тело казалось налитым свинцом. Я с трудом передвигался, машинально переставляя ноги. Медленно пришло осознание того, что теперь я заперт, и не смогу сделать совершенно ничего для усмирения ярости и шума в ушах. Осмысление такого простого и, в то же время, невыносимого факта оглушило меня. Я просто обязан выбраться отсюда, и Пирсу предстояло придумать как.

Двигаясь по инерции, мысленно прокручивал перемены в моей реальности. Смерть Эстер, сумасшествие Марины, тюрьма, дочь. Дочь. Дочь! ДОЧЬ. Именно последняя новость окончательно перевернула мир с ног на голову. После развода и полного погружения в жизнь банды отверг для себя возможность построения семьи в будущем и, тем более, не думал о детях. Предохраняясь с обычными девками, оберегая себя от возможных последствий, совершенно не думал о защите с Котёнком. Став у неё первым мужчиной, ни на секунду не задумывался о том, чтобы чувствовать её как-то иначе, чем каждой клеткой тела. А после наркотиков и всего, через что ей довелось пройти по моей вине, этот ребенок казался неким чудом, способным нам помочь исцелить друг друга. Только вот, если мне предстоит гнить в этой дыре, то ни о каком чуде речи идти и не может, как и в случае того, если Марину не смогут излечить.

Во мне просыпался вулкан, готовый взорваться в любой момент и похоронить под пеплом всё, что находилось вблизи. Требовалось выплеснуть куда-то злость, разъедающую изнутри и превращающую в бесчувственного монстра.

Ноги сами вели меня, не разбирая дороги. Я не заметил, как оказался во дворе вместе с остальными заключенными. Было плевать, где находиться и кто обретается рядом, нужен был лишь выброс адреналина, крики, боль и кровь.

— Ангел, — свистнул кто-то.