Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе

Социалисты, возглавляемые Ференцем Дюрчанем, только после третьей своей победы на выборах, состоявшейся в 2006 году, выступили со своей самостоятельной концепцией исторической памяти. По представлениям Дюрчаня, социалисты оказались в ситуации выбора между двумя частями своего исторического наследия – традицией Имре Надя и традицией Яноша Кадара. Выбор был сделан в пользу И. Надя и стоявшего за ним левого спектра идей и движений, представленных в революции 1956 года. Впрочем, эта система построений не вызвала слишком большого отклика даже в собственной партии, на консервативном же фланге всё это воспринималось с ещё большим недоверием, как пустая, бессодержательная риторика, если не сознательное введение нации в заблуждение. В 2010 году на выборах вновь победил Орбан, который вернулся к прежней своей консервативной концепции о произошедшем в новейшее время дисконтинуитете в историческом развитии венгерской нации. Как отклонение от естественного пути национального развития воспринимался весь период начиная от 1944 года и кончая 1990 годом (иногда даже 2010 годом!). Это была растянувшаяся на несколько долгих десятилетий тёмная полоса, своего рода провал, который не поддавался никакому иному толкованию, кроме как в категориях бесконечных страданий, испытанных нацией. События осени 1956 года воспринимались в этой оптике не более чем как случайный «луч света в темном царстве». У них не было ни предпосылок, ни последствий, если не считать извлеченного из тех событий морального урока, заключавшегося в том, что уничтожить эту мощную силу, довлеющую над нацией, можно только таким же силовым путем: условия для этого созрели после 1989 года. В этой системе исторических координат такой герой революции 1956 года, как коммунист Имре Надь, – немалая помеха в создании убедительной конструкции. Ведь коммунисты не могут трактоваться иначе, чем как «сила тьмы». Политика в области исторической памяти становится с возвращением Орбана к власти довольно активной, возникают всё новые и новые институты, занимающиеся изучением новейшей истории, делается ряд символических жестов, направленных на то, чтобы представить режим Хорти в качестве образца. Но в рамках всей этой исторической парадигмы не отведено подобающего места событиям 1956 года, не говоря уже об Имре Наде. Память о революции 1956 года разобщает не только элиту с ее представлениями об оптимальной политике в области исторической памяти. Значительная часть венгерского общества сегодня воспринимает (а если вспомнить кадаровские годы, можно даже сказать, что вновь воспринимает) те события как своего рода «смутное время». Одна из причин этого заключается в глубоком расколе сегодняшней венгерской политической жизни. Другая причина – в том, что в коллективной памяти нации «1956 год», как и предшествовавшие ему события, рассматривается сквозь призму воспоминаний о последующей кадаровской эпохе и опыта турбулентного общественного развития начиная с 1989 года. Эпоху Кадара консервативное течение в современной венгерской политике осуждает без сколько-нибудь дифференцированного к ней подхода, и это зачастую вызывает законное неприятие у тех, кто тогда жил в достаточном достатке и спокойствии, удовлетворяясь имевшимся уровнем свобод. Третья причина заключается в том, что опыт событий 1956 года в очень малой степени может дать ответы на вопросы, вставшие перед Венгрией после 1989 года. Новая демократия основывается на принципах народного волеизъявления и свободных выборов. Использование же ее представителями в политической борьбе исторических аргументов зачастую воспринимается в обществе как проявление неискренности и некий анахронизм. Многочисленные памятники, мемориальные доски, разного рода объекты поклонения и т. д. покрыли Венгрию целой сетью памятных мест, связанных с революцией 1956 года. Но отношение общества ко всему этому меняется. Установление на рубеже 1980 —1990-х годов на месте захоронения жертв репрессий надгробий, а затем и кладбищенского мемориала не сопровождалось какими-либо дискуссиями. Совсем иной была ситуация через полтора десятилетия, в канун 50-летнего юбилея революции, когда развернулись жаркие споры вокруг создания главного в стране мемориала – на площади Дёрдя Дожи в Будапеште, на том самом месте, где стояла скульптура Сталина, сброшенная в 1956 г.[3]Между политикой в области исторической памяти и самой исторической памятью, бытующей в обществе, сегодня, может быть, уже нет столь глубокой пропасти, как та, что была в эпоху Кадара. И все-таки эта пропасть существует и поныне.

Как бы то ни было, венгерская историческая наука многое сделала для раскрытия правды о событиях, происходивших в 1956 году. На результаты исследований венгерских историков многократно ссылается в своей книге А. Стыкалин, поэтому здесь нет необходимости давать конкретные ссылки. Хотелось бы только заметить, что память о 1956 годе стала и для историков серьезным профессиональным вызовом, который, что вполне естественно, породил споры в исторической науке.