Венгры с перцем. Исторический путеводитель по друзьям и партнерам

В горах этой ночью прохладно.
В разведке намаявшись днем,
Он греет холодные руки
Над жёлтым походным огнем.

В кофейнике кофе клокочет,
Солдаты усталые спят.
Над ним арагонские лавры
Тяжёлой листвой шелестят.

И кажется вдруг генералу,
Что это зелёной листвой
Родные венгерские липы
Шумят над его головой.

Давно уж он в Венгрии не был —
С тех пор, как попал на войну,
С тех пор, как он стал коммунистом
В далеком сибирском плену.

Он знал уже грохот тачанок
И дважды был ранен, когда
На запад, к горящей отчизне,
Мадьяр повезли поезда.

Зачем в Будапешт он вернулся?
Чтоб драться за каждую пядь,
Чтоб плакать, чтоб, стиснувши зубы,
Бежать за границу опять?

Он этот приезд не считает,
Он помнит все эти года,
Что должен задолго до смерти
Вернуться домой навсегда.

С тех пор он повсюду воюет:
Он в Гамбурге был под огнем,
В Чапее о нем говорили,
В Хараме слыхали о нем.

Давно уж он в Венгрии не был,
Но где бы он ни был – над ним
Венгерское синее небо,
Венгерская почва под ним.

Венгерское красное знамя
Его освящает в бою.
И где б он ни бился – он всюду
За Венгрию бьется свою.

Недавно в Москве говорили,
Я слышал от многих, что он
Осколком немецкой гранаты
В бою под Уэской сражён.

Но я никому не поверю:
Он должен ещё воевать,
Он должен в своем Будапеште
До смерти ещё побывать.

Пока ещё в небе испанском
Германские птицы видны,
Не верьте: ни письма, ни слухи
О смерти его неверны.

Он жив. Он сейчас под Уэской.
Солдаты усталые спят.
Над ним арагонские лавры
Тяжёлой листвой шёлестят.

И кажется вдруг генералу,
Что это зелёной листвой
Родные венгерские липы
Шумят над его головой.

Русские соратники

В Испании генерала Лукача восторженно разглядывал великий русский воин ХХ века, которого в Интербригаде называли Павлито. Это был Александр Иванович Родимцев, в недалёком будущем – тот самый сталинградский генерал, чьё имя увековечено на волжском причале надписью: «Здесь насмерть стояли гвардейцы Родимцева. Выстояв, мы победили смерть». Будущий командир бессмертной 13-й гвардейской дивизии сражался рядом с венгерским героем. Другом и соратником Залки был и Павел Иванович Батов – в Испании его называли Пабло Фриц. В годы Великой Отечественной – командир 65-й армии, прослуживший в вооружённых силах Российской империи и СССР 70 лет.

Уже после войны маршал Рокоссовский представлял генерала Батова британскому фельдмаршалу Монтгомери: «Этот генерал первым форсировал Одер и открыл дорогу на Берлин!». Монтгомери тут же спросил: «А вы не родственник Суворова?». Сухопарый, невысокого роста, генерал Батов и вправду напоминал генералиссимуса, его и советские офицеры прозвали «нашим Суворовым».

После стихотворения «Генерал» Симонов несколько лет искал свидетелей гибели генерала Лукача. Именно Батов в 1943-м, в прифронтовой избе, ненадолго отвлекшись от ратных дел, рассказал Симонову о последних часах жизни Мате Залки. А Симонов подробно записал этот рассказ в своём фронтовом дневнике:

«…На рекогносцировку выехало три машины. Рядом с водителем нашей первой машины Эмилио, очень хорошим товарищем, испанским коммунистом, сидел политкомиссар 12-й Интербригады Густав Реглер, а на заднем сиденье – Мате Залка и я. Мы обогнули выступ скалы и вышли на прямую со скоростью сорок-пятьдесят километров. Дорога была прекрасная, но просматривалась со стороны Уэски.