Венок Брюсову. Валерий Брюсов в поэзии его современников

Как листья ветр, – у Вечности преддверий
Срывает Смерть, что украшало нас;
И в строгий, нелицеприятный час
Я о душе твоей молюсь, Валерий.

О вечной памяти – не здесь, в молве,
На поколений столбовой дороге, —
Но в ждущей нас недвижной синеве,
Но в искони помыслившем нас Боге.

30 ноября 1924

Максим Нетропов

Памяти В.Я. Брюсова

Труженик слова на славу труда
Мысли сверлящей и острой,
Время, безвременье, дни и года —
Гроз и сияния гости.

Гордый в гореньи и мягкий подчас,
В хоре друзей одинокий,
Быстро светильник чудесный погас,
Скошенный болью глубокой.

Снова под знаком беззначным стоим,
Снова волнения, речи,
В юном задоре мы зорко храним
Мудрость заветов предтечей.

6 декабря 1924

Александр Ильинский

Ultimum vale [4]

Валерию Брюсову

К чему поток ненужных слов,
Когда, уйдя в безгранность дали,
Он тленной жизни снял покров
И мы в скрижаль его вписали,
Запечатлев последний миг:
«Ultimum vale» – жуткий крик.

Ты пел всегда про радость дня,
Ты мудрость знал змеи очковой,
Ты шел, в душе своей храня,
Стихов отточенное слово…

И вот теперь покинул нас
Тот, в ком мы мудрость познавали…
Был час девятый… страшный час…
Померкло солнце… скрылись дали…
Смешались в хаос все пути,
И в храме скорби и печали
Звучит «последнее прости».

11 декабря 1924

Сергей Городецкий

Валерию Брюсову

В те годы, в страшные те годы,
Когда в провале двух эпох
Мерцали мертвые эподы
Кошмарами Эдгара По, —

Когда свирелями Вердена
Звенел в поэтовой молве
Закон губительный: из плена
Лети, лети! – Au vent mauvais![5]

Когда, как мертвых листьев шорох,
Был слог, был звук, был лепет слов,
Зануженных в шаманьих шорах, —
Свое он начал ремесло.

Да. Помним. Заласкать мещане
Хотели бронзу, сталь и медь,
Чтобы от их проржавых тщаний
Гортани гневной онеметь.

Но Врубелем в точнейший контур,
Собой – в законченный портрет
Навеки впаян, – горизонту
Ночному был он – строгий свет.

Кругом на отмели и рифы
Бросались в гибель корабли,
И клювами когтили грифы
Мыс Прометеевой земли.

Кликуши плакали и выли,
Ему свистели в пьедестал
И злобой харкали, – не вы ли,
Кто нынче в гроб ему рыдал?

Он устоял, шальному тропу
Подковой мягкий рот стеснив,
Валун Рутении в Европу
Перегранил – Бореем с нив.

И стал над безднами провала,
На грани берегов иных,
На догоранье карнавала
Смотря с презреньем седины.

И первым смелым из былого
Вошел в огонь, в грозу, в октябрь,
Свое взыскующее слово
С багряной бурею скрестя.

Ушел, испив вино и оцет.
Живет, расплавив миг в века.
Vos morituros nasci docet,
Vos nasciendos evocat.[6]

1924

Николай Захаров-Мэнский

Памяти Валерия Брюсова