Венок для незнакомки

Публика зубоскалила, как на цирковом представлении. Еще немного — и начнут аплодировать. Дипломатия в этой острой ситуации уже не годилась. Я собралась открытым текстом дать понять Лорику, на какой стадии эволюции — между человеком и обезьяной — он находится, но тут из кулинарной подсобки высунулся официант и сказал:

— Прошу прощения, вас к телефону...

Я растерянно оглянулась. Никого за моей спиной не было: только кустики и ограда перед бордюром. Вопросительно посмотрела на официанта.

— Вас, вас, — кивнул тот. — Подойдите, если не трудно.

— Меня? — изумилась я. — А почему вы так решили?

— Но вы же Лидия Сергеевна... — Официант обеспокоенно облизывал губы и бегал глазками. Такое поведение очень к лицу человеку, у которого к спине приставлен нож. — Мне сказали: позовите Лидию Сергеевну, красивую брюнетку, она сидит за одним столиком с долговязым придур... прошу прощения, человеком, у которого во рту сигара...

Я попалась на эту нехитрую наживку. На белые пятна, покрывающие физиономию парня, я внимания не обратила. Удивление затмило. Я встала и направилась к двери, заметив краем глаза, как напрягся человек с «Крымским вестником...». Возможно, он успел бы вмешаться, не попадись ему на пути возмущенно подпрыгнувший Лорик. Но Лорик, к несчастью, попался... И я попалась. Официант растворился, остался только тревожный голос: «Здесь направо, пожалуйста...» Я шагнула в темный коридор... Сильная рука сжала мой рот, другие сильные руки подхватили меня за руки и за ноги... Темнота понеслась, застучали подошвы...

Глава одиннадцатая

Вот и свершилось наконец то самое. «Наглая, циничная, беспредельная» организация объегорила чекистов, свистнула меня у них из-под носа и увезла в неизвестном направлении. Меня протащили головой вперед по темному коридору и выгрузили на крыльцо черного хода. Я помню тихий хозяйственный дворик, складированные друг на друга столики, дырявые шезлонги, горы пластиковой тары от прохладительных и хмельных напитков. Распахнутое чрево пыльного микроавтобуса.

— Ни звука, — предупредил один из похитителей, утверждая меня на ноги. — До первого крика с вами будут обращаться по-человечески.

А после второго Женевская конвенция не работает. Я не успела рассмотреть его внешность. Делать мне было нечего — таращиться и все подряд запоминать. Я пронзительно завизжала. Мой визг подхватили птицы, вспорхнувшие с деревьев, подхватило эхо, отразившись от безликих стен. Оглушительная затрещина сделала свое черное дело: я подавилась воплем, и меня забросили в микроавтобус. Сильные руки ловко поймали обмякшее тело и швырнули на сиденье.

— Тварь, — резюмировал кто-то, гремя подножкой. Забрался еще один, хлопнула дверца, поехали...

Круги перед глазами постепенно выравнивались, через минуту их стало меньше...

— Сам ты тварь, — сказала я.

Напротив сидел гуманоид с ледяными глазами. Слева еще один, предусмотрительно сжимавший мне локоток. Третий поместился справа, через проход, и добродушно улыбался. Он-то и врезал мне по кумполу — видно, от избытка расположения.

Автобус неторопливо выписывал повороты. На окнах качались шторки. Даже на теоретическую возможность бегства я не могла рассчитывать. На информацию о текущем моменте — тем более. А может, это и к лучшему? Рано или поздно это должно было случиться, от судьбы не убежишь. Чем раньше раскроется недоразумение, тем лучше для меня. Надо перестать прятаться и дрожать. А уж насколько далее повезет — это чистая лотерея. Стоит ли переживать досрочно? Вся наша жизнь барабан с ручкой — крути да надейся...

Кричать сейчас бессмысленно — второй удар неминуемо приведет к сотрясению мозга. Я сидела и смотрела на шторку. Трое парней помалкивали, а четвертый где-то там, в огороженной кабине, увлеченно крутил баранку. Автомобиль резво взлетал на колдобинах, из чего я делала вывод, что мы съехали с Народной и трясемся по каким-то параллельным переулочкам.

Я откашлялась:

— Куда меня везут?

Сидящий напротив чуть склонил голову — словно барбос, увидевший косточку. Глаза его при этом не сделались менее холодны. Отрешенные, равнодушные и напрочь безразличные ко мне как к индивидууму.

Сидящий через проход простодушно улыбнулся, приложив палец к губам: тсс... Я озадаченно покосилась по сторонам. Нас подслушивают? Очевидно, позволила себе недопустимую степень свободы — цербер слева сжал мой локоть, глубоко вонзив пальцы между косточками. Я замерла, охваченная болью. Сжала зубы, закрыла глаза и не шевелилась до конца поездки.

Ехали минут двадцать пять. Если допустить, что это было восточное направление (а легче допустить восточное, чем западное), то получалось, что мы отдалились от Жемчужного километров на восемь. Десять минут по городу (машины гудели), остальное — по ровной дороге с короткими зигзагами и болтанкой на финише.

Отдирали меня от сиденья так, будто я приклеилась самолетным клеем. Видно, страхом сжало мышцы, руки впились в сиденье так, что я представляла с ним неразрывное целое.