Оповещенная по рации группа в штатском немедленно взяла садик в кольцо. Ошибиться не могли — другого здания у скалы не было. Кинулись на штурм с трех сторон... и вбежали в пустой дом с помпезным камином. Оппоненты давно ушли, сохранив порядок в боевых рядах. Остались лишь отпечатки протекторов в саду да разлохмаченная пыль в мансарде. Опрос соседей ясности не привнес: дома разбросаны, укрыты садами. Поди пойми, что творится по соседству. Приезжали какие-то машины, доносились мужские голоса, но чем они там занимались — неизвестно. Позже выяснят, что одна подозрительная фирма сдала домик под склад другой подозрительной фирме. Следов ни той, ни этой уже не сыскать, товар отсутствует, фигуранты смылись. Логично допустить, что дом использовался для конспиративных встреч работников искомой конторы.
Я свою партию в «концерте» отыграла, за что и получила благодарность от Казарновского.
— Надобность в вашем присутствии отпадает, Лидия Сергеевна. Всему миру известно, что вы именно та, за кого себя выдаете. Держите паспорт. — Он отдал мою книжицу, аккуратно завернутую в целлофан, помялся: — И не держите на нас зла, хорошо? Вы же знаете методы работы органов безопасности... Они во всем мире одинаковы.
С вами поступили не самым худшим образом, согласитесь. *
Я охотно закивала, вспомнив, что для некоторых людей эта история закончилась куда печальнее.
— Вы любите свою работу? — спросила я.
— Очень, — признался Вадим. А подумав, добавил, что невозможно не любить работу, исполненную риска, романтики, приключений, погонь и грохота стрельбы, невнятной идеологической и политической окраски, лишенную справедливости, жалости к гражданам любых стран и благодарности от начальства. Не говоря уже про смешную зарплату и невозможность побыть дома.
— Допекло... — кивнула я. — Понятно. Отвезете меня до бунгало?
— Давайте, — согласился он. — По скорому. Здесь работы, Лидия Сергеевна, — непочатый край. Простите за спешку.
Громыхающий «крузер», набитый молчаливыми джентльменами, высадил меня у калитки напротив крыльца.
— Отдыхайте, Лидия Сергеевна, — улыбнулся на прощание Казарновский. — Все ваши беды — в прошлом. Я уверен, вы отлично проведете остаток отпуска. Обещаю заехать к вам, когда появится минутка. Не возражаете?
— Да уж сделайте милость...
Я стояла, теребя в руках платочек, и смотрела, как драндулет, набитый бойцами невидимого фронта, исчезает в пыли. Я не замечала, как поземкой несется по дороге эта пыль, поднятая усилившимся ветром, как гнутся деревья, указывая на переворот в погоде, как по краям темнеющего неба собираются серые кочевые тучи. Ничего я не замечала... Пустота царила в душе, вакуум. Говорят, что любовь в вакууме не распространяется, и во избежание необратимых последствий при данном состоянии души лучше найти себе другое занятие...
На мое счастье, никого из соседей я не встретила. На скорую руку переодевшись (скоро не во что будет!), схватила сумочку и побежала к доске зеленой. На аллее перед главным корпусом санатория меня подхватил ветер и вместе с пылью погнал к танцплощадке. За ней всегда тусуются такси, даже в пыльную бурю, и сегодняшний вечер не стал исключением.
— На Топтунова! — крикнула я, падая на продавленное сиденье. Вдруг успею?
— Будет сделано, — добродушно согласился таксист. — Скверная погода, дамочка, как вам это нравится?
— А что это значит? — спросила я, безрадостно наблюдая, как гнется кустарник и трещат беседки.
— Это бывает, — отмахнулся водила, выруливая в город. — Циклон, видать, с юга идет. Турция опять подкузьмила. Этим летом в третий раз. Меняется погода на планете, дамочка, ох как меняется... В июле смерч бушевал в трех милях от берега, волну поднял страшенную, а эти придурки — отдыхающие, —представляете, стояли на берегу и снимали на камеры. И детишки рядом с ними резвились. Хорошо, что рассосался, а ведь как могло быть? Долбанет по пляжу — всех разбросает... Да вы не волнуйтесь, дамочка, до ночи дождик вряд ли соберется, а там уж как-нибудь перетопчетесь. День-два, и снова солнышко глянет, море уляжется, а пока полощет, можно и в ресторане посидеть, так?..
Веселенькая перспектива намечалась. Впрочем, что мне до этой перспективы? Он домчал меня до Топтунова за десятку. Вежливо предложил:
— Подождать?
Какой приятный дядечка. Предложи я ему еще одну купюру — так и удочерил бы.
— Подождите, — не воспротивилась я. Мой визит даже не назвать визитом вежливости, так — визит отчаяния, в расчете непонятно на что.
— А ее уже увезли, Лидочек, — развел руками, не скрывая удовольствия, Лешка. На лице его, однако, обозначилось не только удовольствие, но также испуг и возбуждение.
— Давно увезли? — вздохнула я.