– И чтобы изменилось от формулировки? Хотя, вы, наверное, правы. Кое-что меняется. «Почему» – это о причине, о прошлом; а «зачем» – это про последствия и будущее. Если вы надеетесь, что теперь, когда вы и я – мы оба застряли здесь неизвестно на какое время, – я стану сговорчивее…
– Ну, конечно, я надеюсь! – его голос прозвучал не столько весело, сколько зло. – Ты совершенно правильно заметила – мы здесь застряли. Неизвестно, на сколько. Может быть, очень может быть, что надолго. И теперь я – это всё, что есть у тебя, хочешь ты того, нравится ли тебе это – или нет. А ты единственная женщина, которая может быть у меня. Какая ирония! Развратник и сластолюб, и маленькая воинственная девственница. Боги знают толк в насмешках, не так ли?
– Так, – согласилась Роуз. – Но в несчастьях людей часто виноваты вовсе не боги и не демоны. По крайней мере в моих несчастьях точно не их вина.
– Ты никогда не устанешь тянуть эту скучную песню, пташка? – поморщился принц.
– Не я завела этот разговор.
– Я надеялся на нечто другое.
– На то, что я брошусь к вам на шею с ласками? О, боги! Даже вы не можете быть настолько… в общем, я не стану тратить лишних слов. Сойдёмся на том, что ваши планы на завершение сегодняшнего вечера столь же наивны, как мои мечта о браке с Бэйром.
Пламя горячими искрами отражалась в холодным светлых глазах принца Айдагана.
– Ты всё ещё надеешься вернуться к старой жизни и склеить её осколки? Правда полагаешь, что может получиться?
– Вряд ли. Учитывая расстояние и отсутствие корабля.
– Даже если бы у тебя был корабль, даже если бы Бэйр закрыл глаза на то, что я первым разграбил сокровище… ты не думала о том, что, став женщиной, ты станешь иначе смотреть в его сторону?
– Думаете, что вы были столь шикарным любовником, что на вашем фоне все остальные поблекнут? – засмеялась Роуз. – Может быть, мне не хватает опыта, чтобы оценить, но, к сожалению, впечатление вы не произвели. Или произвели, но не слишком приятное.
– Ну, что тут сказать? – по губам принца змеёй скользнула усмешка. – Я не ожидал, что ты окажешься единственной доступной мне женщиной. Умей я предвидеть будущее?..
– Вам никогда не бывает стыдно?
Какое-то время он молча смотрел на неё, словно обдумывая про себя ответ на поставленный вопрос.
Потом покачал головой и тихо ответил:
– Нет.
– Вы серьёзно? Совершая в жизни множество низких, откровенно некрасивых поступков вы никогда не слышали голос совести? Она не мучает вас ночами?
В ответ на её горячий вопрос он заливисто, вполне искренне рассмеялся:
– О, девочка! Ты не устаёшь меня поражать. Как в тебе это сочетается? Такой стальной стержень, железное непробиваемое упрямство и эти детские, такие незрелые, наивные принципы? Люди, которых способна потревожить совесть, не совершают низких поступков, а те, кто на это идёт, ночами спят крепче младенцев.
– В вашем кругу слышать голос совести и стараться жить правильно, так, чтобы не причинять зла другим – это незрелость и наивность?
Усмешка сползла с лица Айдагана:
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– В октябре исполнилось бы семнадцать.
– Совсем ещё дитя, – с какой-то горечью проговорил он. – Возможно, ты и права. Мне следовало проявить больше… благородства. Может быть, ты и правда кара за мои грехи?
Роуз рассматривала лицо принца. Огонь, отбрасывая розовые блики на его точёные скулы, словно добавлял бескровному лицу красок. Она впервые задумалась о том, сколько лет могло быть ему самому:
– Почему ты сказала, что в октябре тебе исполнилось бы семнадцать? – пригубив вино прямиком из горлышка, медленно выговаривая слова, спросил он, глядя не на девушку, а в огонь.
– Потому что исполнилось бы.
– Но мы ещё живы. Не стоит говорить о себе в прошедшем времени.
Роуз нахмурилась. Она и не собиралась этого делать. Как-то само вырвалось. И это было странно.
– А сколько вам лет? – спросила она.
– Вдвое больше, чем тебе.
– Это сколько?
– Ты не умеешь считать?
– Тридцать четыре?
– Умеешь, – удовлетворённо кивнул он. – И будучи старше тебя вдвое, я вдвое же опытнее, хитрее и… испорченней. Я лучше знаю эту жизнь. И я предрекаю тебе, что настанет день и час, когда ты посмотришь на меня иначе, чем сегодня.
– Не думаю, – покачала головой Роуз, – по крайней мере, этот день наступит не раньше, чем вы сумеете искупить свою вину передо мной.
– И как же ты хочешь, чтобы я её искупил? – повёл бровью он.
– Раскаянием, – ответила она.
– Раскаянием? – с сухим смешком повторил Айдаган. – Ты могла бы попросить что-нибудь более…хм-м?.. существенное. Что даст тебе моё раскаяние?
– На этом острове вы не способны дать мне ничего, что я не могла бы взять сама.
Принц в ответ только удивлённо приподнял брови, а затем вдруг, неожиданно, улыбнулся. Усмехался он часто, а вот улыбку без саркастической окраски Роуз, кажется, впервые видела на его лице.
– Доля истины в твоих словах есть. Но, будем трезво смотреть на вещи, вдвоём выживать легче и интереснее, ведь так?
Роуз, нахмурившись, задержала на принце тяжёлый взгляд:
– Хотите сказать, что если я откажусь с вами спать, вы выгоните меня из пещеры?