Венок раскаяния

Александр Иванович решил найти приют где-нибудь неподалеку, здесь же, на улице Русской. Зашел во двор дома № 9, там жил с семьей Иван Гнеденко, или, как его звал весь город, — Ванька Рыжий. Здесь Галушкина и приютили.

Через короткое время в окно дома № 4 по улице Русской постучали, хозяйки увидели во дворе Ваньку Рыжего. Он сказал, что у него к ним секрет, и женщины пустили его в комнату. Внизу, под полом, Цыпкин и Павлов, напрягаясь, слушали разговор.

— Я знаю, у вас прячутся двое, — сказал Ванька, — я тоже укрыл одного — Галушкина. Ваши его знают. Надо как-то им повидаться.

Женщины замахали руками, сказали, что у них никого нет, и незваного гостя прогнали.

— А все-таки подумайте, я через два дня приду, — уходя сказал Ванька Рыжий.

«Надо бы взять, — говорил вечером Цыпкин, — где двое, там и трое». «Ни за что! — отрезал Павлов. — Это провокатор. Там нет никакого Галушкина». — «Галушкин тоже должен был остаться в городе в случае провала, надо хотя бы проверить». — «Нет».

Павлов выяснил, что Ванька Рыжий работает возчиком на электростанции, известный пьяница, его постоянное место — возле рынка, у забегаловки.

— Гоните его, даже во двор не пускайте! — распорядился Павлов.

Через два дня Глушко и Перекрестенко говорили с соседом только за забором.

— У меня пацан случайно заметил гостя, может проболтаться, — сказал Ванька Рыжий. — Нельзя ли моего к вам, на время, там что-нибудь придумаем.

Женщины сказали, что, если он, Ванька, еще хоть раз придет, они заявят на него в полицию.

Получив отказ, Ванька Рыжий — Гнеденко перепрятал десантника на улицу Чехова, к Лидии Ткаченко. Вскоре и оттуда пришлось уйти — на Льва Толстого, 13, там Александр Иванович поселился в семье Гализдро — жили здесь бабушка Матрена Васильевна, ее дочь Мария Ивановна, дети Марии — шестнадцатилетний Толя и Антонина, 22-х лет. У Антонины был свой ребенок — Георгий, один год и восемь месяцев от роду.

Неизвестно, у кого Галушкину надежнее. Ванька Рыжий в случае чего может расколоться после первого же стакана водки. Но ведь и у Гализдро — большая семья.

Галушкин начал создавать подпольную группу.

Из писем жене Галушкина от его друзей, сослуживцев:

«Тов. Галушкина! Ваш муж два месяца тому назад был в операции и не вернулся, сведений я о нем не имею. У меня нет данных, что он убит, но нет и данных, что жив. Судьбу его выясняем. Как только будут определены сведения, я Вам немедленно сообщу. Не отчаивайтесь, возможно, он в горах и отыщется. Будем надеяться, что все кончится благополучно. 3 апреля, 1942 года».

Александр Иванович был еще жив.

«Уважаемая Вера Андреевна! С большим сожалением и глубоким прискорбием должен еще раз подтвердить предыдущее известие и сообщить, что Александр Иванович считается без вести пропавшим. Вам и Вашей семье от всего личного состава Наркомата Внутренних Дел Крымской АССР выражаем глубокое соболезнование. 23 апреля 1942 г.».

Он был жив, и жить ему оставалось еще ровно две недели.

Из давнего, в начале войны, письма Галушкина сыну: «Юра! Ты рукой мамочки писал, чтобы я крепко бил фашистов и в руки им не попадал. Дорогой мой сыночек! Много раз я ходил в атаку, но я ни на одну минуту не забывал о том, чтобы живым в руки фашистов не даваться… Всегда за поясом у меня наган, из которого скорее застрелюсь, чем к фашистам попаду».

Их выдали. Галушкин почувствовал неладное, и восьмого мая Ванька Рыжий должен был в очередной раз перепрятать его. Но 7 мая дом на Льва Толстого был оцеплен карателями. Александр Иванович спрятался во дворе, в яме. Отстреливался. Когда остался последний патрон, он выстрелил себе в висок.

Он был последним десантником, погибшим в Евпатории.

Александр Иванович Галушкин лежал посреди двора, и фашисты загоняли сюда случайных прохожих. Вопрос был один: «Кто знает этого человека?».

— Он лежал вниз животом, голова повернута. Я вдруг увидела, что взгляд его упал в сторону, на меня. Мне показалось, он был еще жив… Я до конца жизни не забуду этот взгляд, — так рассказывает старая евпаторийская жительница.

Никто не знал его, кроме семьи Гализдро и Ваньки.

Семью Гализдро пытали сначала в доме, всех — от старой бабушки до ее правнука Георгия, его, самого маленького, хватали за волосы, пинали. Шестнадцатилетнему Толе забивали в голову гвозди. Его мать, Марию Ивановну, увозили в гестапо полубезумной.

Их расстреляли всех, всю семью.

Вместе с ними долго пытали, а затем расстреляли членов подпольной группы — комсомольцев Дроздова, Руденко, Бузина.

Неопознанный Галушкин продолжал лежать во дворе.

Когда дом Гализдро оцепили, Ванька Рыжий был у своего брата Федора, перед этим он привез ему с работы помидорную рассаду, но позже оказалось, что на работе ее кому-то не хватило, и вот Ванька приехал узнать, не передал ли он брату лишку, и если что — часть забрать. Они сидели и вели мирную беседу. Ванька глянул в окно и увидел — оцепляют не только дом Гализдро, но и весь квартал.

— Беги! — сказал Федор. — Еще успеешь.