— А они и не пили, — сказал инженер по технике безопасности А. Грицавка. — Откуда вы взяли-то?
— Ну а драка была?
— А мы наказали Морозова, лишили премии, — это ответил начальник цеха В. Дутов. — Для рабочего самое тяжелое наказание какое? Деньги.
Дутов оказался крепким орешком. На территорию завода, к Торгунову, меня пропустил зам. начальника цеха. Познакомиться с автором письма, однако, не удалось. На полпути появился решительный молодой человек и жестко приказал: «Кто такой? Следуйте за мной!» Дутов, это был он, привел меня к директору, директор разрешил побеседовать с рабочими в кабинете Дутова; но начальник цеха снова по пятам пошел за мной и потребовал кабинет освободить. Жесткий прессинг по всему цеху. У него под дверью я беседовал с рабочим. Дутов выглянул: «С кем еще собираетесь говорить?» — «Со всеми из бригады». — «И долго?» — «Не знаю, а что?» — «А то, что они на сдельщине, вы им…» — «Но у них смена-то давно кончилась». — Глянул неспокойно на часы: «Ну… я не знал».
Среди тех, с кем я говорил, был и дробильщик Грачев. Он помнил о профсоюзном собрании бригады 3 января, на нем никто не отрицал: да, пили. Факт пьянства занесли тогда в протокол собрания. Грачев подтвердил: «Пили четверо оставшихся в бригаде и двое чужих».
Попросил я у начальника цеха Дутова протокол того собрания. «У директора ищите». — «Но директор сказал — у вас». — «У меня нет».
Протокол исчез.
Позже я проверил денежные ведомости всей бригады. Морозов не был наказан ни на копейку. Что может быть стыднее, чем изобличенная ложь? Дутов, однако, и глазом не моргнул.
— А за что наказывать-то? Ни акта, ни протокола не было.
Это верно, ни актов, ни протоколов не составляли — ни милиция, ни администрация.
А ведь Торгунов ответной крови не жаждал. Наказали бы Морозова хоть выговором, извинился бы тот перед ним. Но после того, как Торгунов отлежался, он увидел Морозова, собирающего подписи администрации под своей характеристикой. Морозов был весел и доволен.
Милиция и администрация завода по существу толкали Торгунова на самосуд. Однажды Торгунов взял обидчика за грудки, крепко тряхнул, рабочие вовремя разняли. Уже волновались в бригаде. Со второго этажа скинуть на первый ничего не стоит, и под вагонетку толкнуть — раз плюнуть. Заводская грустная продукция — урны и овалы — вполне могла пойти на собственные нужды, все шло к этому.
Ясно как дважды два: милиция не хочет признавать факт пьянства на подведомственной территории. Администрации завода и подавно это невыгодно: руководителей по Указу могут наказать строже провинившихся (кому из администрации, помимо прочего, охота, скажем, выкладывать из своего кармана 100 рублей).
Но, кроме дважды два, есть и другой счет.
Когда-то в предвоенные, да и послевоенные годы Московский керамико-плиточный завод славился. Его изделия украсили лучшие станции Московского метрополитена, плитка шла для отделки павильонов и фонтанов ВДНХ, соборов в Кремле, стадиона в Лужниках.
Сейчас завод выпускает плитку для жилых домов.
Старая и поныне украшает довоенные станции метро. Новая идет горбатая, с трещинами, недолговечная. Никакого сравнения ни со старой отечественной, ни с нынешней зарубежной.
Юрий Висвальдович Берзин объяснил все технологией обжига. Прежде он, обжиг, длился больше суток, а с начала семидесятых годов — меньше часа. Группа ученых за новую разработку получила высокую премию, а вот качество пошло…
В НИИ стройкерамики сказали другое. Не в новой разработке дело. В Минском производственном объединении «Минскстройматериалы» та же новая система, но там — современное оборудование, новая поточно-конвейерная линия, и качество — что надо. В Москве же плохо поставлена технологическая служба, примитивный, тяжелый ручной труд.
Берзин наладить дело пока не в силах. «Мы знаем, ЧТО надо, знаем, КАК надо, а вот ЧЕМ — не знаем», — сказал директор. Амортизационных отчислений из годовой прибыли едва хватает на поддержание в рабочем состоянии старого оборудования. Других денег нет. Ремонта надо много, рушится уже и фасад основного здания завода. «Главмосремонт» готов помочь, но не бесплатно же. Если говорить о главном — о полной реконструкции, о техническом перевооружении, то тут все наоборот: деньги (в общем, немного — три миллиона) Госплан РСФСР, кажется, готов дать, но на строительные работы невозможно найти подрядчика.
Кое-что по мелочам завод пытается делать своими силами, ломают старые стены, вывозят мусор, готовят площадки для установки нового оборудования и в старых стенах. Этим занимаются добровольцы — токари, слесари и т. д., после смены или в выходные дни. Надо бы иметь для такой нужды специальную «непромышленную» группу рабочих, ему, директору, и говорят: «Набирай». А где? У него и без того некомплект. 195 рабочих вместо 219, положенных по штату. А из этих 195 — 23 стройбатовца, работают по договору. Дали и другие предприятия несколько человек, тоже по договору. Текучесть — 12 процентов.