Венская прелюдия

— Какой, а? — Александр Александрович прижал удилище локтем, пытаясь усмирить трепыхающуюся на крючке рыбу. Ловким движением опытного рыбака он поймал леску, ухватился за цевьё и вытащил крючок, основательно зацепивший хариуса за нижнюю губу. — Как тебе, Николай Карлович? Ты всё в своих департаментах пыльных прозябаешь, сколько говорю тебе — воздух и рыбалка ум проясняют почище любого вина! Даже с баней не сравнить. А ты меня слушать не хочешь, Николай Карлович…

Следующая наживка ушла в глубину пруда вслед за грузом.

— Оно так, ваше величество… Пора бы и о цвете лица подумать… Здесь, в Гатчине воздух не в пример петербургскому. Удилище мне уже справили, но в этот раз я по делу срочному, даже не предполагал, что нарушу такую идиллию… Должен извиниться… — Гирс намеренно делал паузу между предложениями, чтобы предусмотрительный Черевин, который сопроводил его к рыбацкому помосту со львом на постаменте, успел удалиться. Ему не подобало присутствовать при подобных докладах, если на то не случалось высочайшего повеления.

— Ну ладно расшаркиваться, Николай Карлович. Не на коллегии. Говори, чего тебя нелёгкая принесла…

Очередная поклёвка оказалась неудачной. Крючок опустел. Гирс дождался, пока внимание царя переключится с очередного червя на поплавок, подошёл поближе и негромко произнес:

— Европа на пороге войны, мой государь…

Поплавок на идеально ровной поверхности пруда замер и не двигался, будто рыба там, под водой, прочувствовав всю драматургию момента, решила не мешать собеседникам. Ни единого движения.

— Европа может подождать, пока русский царь удит рыбу, — ровным голосом произнёс рыбак, не отводя глаз от поплавка.

Черевин оказался прав, оставляя министру иностранных дел минимум шансов на успех аудиенции.

Гирс тоже заметил резкую перемену настроения царя, и дело здесь, конечно, было не в замершем поплавке. Николай Карлович понимал, что выбрал не самое лучшее время для доклада, но дело для него стояло выше придворных тонкостей, а оно сейчас не терпело отлагательств.

— Всё же осмелюсь доложить, что это так. Утром нами получена шифрованная депеша из Берлина. Бисмарк[16] ищет тайных союзников против нас и Франции. Или уже нашёл. Это означает именно то, о чём я предполагаю. Я не хотел бы сгущать краски, ваше величество, но подобные довольно рискованные, как на мой суд, интриги, имеют в своей основе далеко идущие планы.

Поплавок мёртво стоял на воде.

Пользуясь паузой и тем, что от царя не последовало гневной реплики, Гирс продолжил:

— Осмелюсь предположить, что Вильгельм[17] не совсем искренен, когда в своих письмах уверяет в крепости ваших родственных связей…

Рыбак с раздражением вытащил удочку, поплевал на пальцы, как это положено, а затем поправил червя, извивающегося на крючке, и спустя некоторое время произнёс:

— Половина Европы — между собой родня. От этого войн меньше не стало. Делёж между родственниками — самое кровавое дело. Неужто ты, Николай Карлович, можешь предположить, что я деревенский простак? Какая вошь тебя укусила? — То, как император двигал желваками, было заметно даже сквозь его густую, немного рыжеватую бороду.

Министр Гирс имел привычку готовиться к любому повороту событий в ходе аудиенции, и такая реакция императора не застала его врасплох. Он прогнозировал, что царь после доклада о шифровке из Берлина будет пребывать не в лучшем расположении духа — император больше всего не любил разочаровываться в людях. Ни один мускул на сухощавом лице министра не дрогнул, он не опустил взгляд, сохраняя достоинство и официальный вид.

— Ни в коем случае, ваше величество! — Гирс демонстративно выпрямился. — Мой долг — это донести сомнения и дать предложения по выходу из всех дипломатических хитросплетений. Моя сегодняшняя тревога состоит в том, ваше величество, что я до сих пор не получил высочайшей резолюции на подготовку тезисов для ответа на письмо Вильгельма, полученное вашим величеством намедни фельдъегерской службой. Именно поэтому, получив шифровку из Берлина, я посчитал необходимым немедля доложить об этом лично.

Гирс чётко, но несильно кивнул, что означало конец доклада.

Закидывать удилище царь не стал. Он положил его на помост, упёр кулаки в бока пониже ремня своей простенькой шинели без опознавательных знаков и одарил министра взглядом настолько жёстким, что на некоторое мгновение Гирс пожалел о своей инициативе.

— Рвение ваше достойно похвалы, — ответил Александр Третий, но произнесено это было так, что Гирс прочувствовал ещё десяток невысказанных слов. — Следующий раз не связывайте между собой значимую, по вашему мнению, информацию и составление какой-либо бумаги. Докладывайте сразу, Николай Карлович. Без проволочек и этих ваших дипломатических хитростей. Как сегодня. Составление ответа кайзеру пусть вас не тревожит… У вас есть ещё что добавить?

Промолчать сейчас для Гирса значило бы — полностью уронить себя и в своих глазах, и в глазах императора.