Венские каникулы

Владимир глянул на залитое кровью плечо Вахтанга, быстро разорвал индивидуальный пакет, потом помог грузину стащить с себя куртку, стал вытирать клоком ваты рану, пробормотал:

– Пули две тебе влепили… как минимум… – он быстро и умело бинтовал рану.

Жерар на обочине дороги, склонившись, слушал пульс Даниэля, потом посмотрел на подошедших Владимира и Вахтанга:

– Он совсем плох, – сказал Жерар. – Его нельзя бросать…

– А что делать? – Владимир присел рядом, вытер пот с лица. – И грузин ранен… две пули в плече – тоже врач нужен… Тебя как зовут, кацо?

– Вахтанг зовут, – коротко ответил тот, присаживаясь на землю.

– На, возьми надень, – Владимир протянул ему немецкий мундир с солдата, но гримаса отвращения передернула лицо Вахтанга:

– Это? Нет, никогда…

Они говорили по-русски, и Жерар не понимал. Спросил по-немецки:

– Помнишь, как нас водили на завод? Мы проходили в стороне большое имение… Фольварк или что-то в этом роде, помнишь?

– Ну… помню… – подумав, ответил Владимир.

– Это ведь недалеко… Там и еду достанем… и одежду, и какие-нибудь лекарства…

– Мы его не донесем… Он тяжелый… А у меня ноги дрожат…

– Я донесу, – улыбнулся Жерар. – Боши драпают – значит, в этом имении никого нет… – он нащупал под арестантской курткой Библию, достал ее. – В лагере все его называли ксендзом? Это значит священник?

– Да… по-польски… – ответил Владимир и лег на спину, глядя в чистое небо.

– Священника нельзя бросать, – совсем серьезно ответил Жерар. – Они всю жизнь пекутся о наших душах…

– Священника нельзя, а просто человека – можно, хе! – и Вахтанг покачал головой.

– Ты что, не говоришь по-немецки? – спросил его Жерар.

– Не хочу говорить…-также по-русски ответил Вахтанг.

– Что он сказал? – спросил Жерар Владимира.

– Он сказал, что не желает говорить по-немецки, – усмехнулся Владимир.

– Парле ву франсе? – спросил Жерар. Вахтанг отрицательно покачал головой.

– Эспаньола? Ду ю спик инглиш? – допытывался Жерар. – Латинос?

Вахтанг опять отрицательно покачал головой.

– Видишь, Вахтанг, – повеселел Владимир, – выучил бы хоть один язык, сейчас как бы пригодилось.

– Он пять выучил, – кивнул в сторону Жерара Вахтанг. – Ему пригодилось?

Они негромко рассмеялись, потом Владимир сказал:

– Ничего не поделаешь, Жерар. Он будет говорить по-русски, а я вам буду переводить.

– Я могу говорить по-грузински, – сказал Вахтанг.

– Но я тогда не смогу переводить, – развел руками Владимир и они опять негромко рассмеялись…

К имению они добрались в середине дня. Задыхаясь и обливаясь потом, Жерар нес на себе Даниэля. Тот по-прежнему был без сознания, время от времени стонал:

– Збышек… Мы идем домой, Збышек…

– Давай я понесу, – сказал Владимир, отдавая свой автомат Вахтангу. – Ты сейчас свалишься… – он переложил поляка себе на плечи, сразу согнулся чуть не пополам, тяжело переставляя ноги.

За поворотом дороги выросла каменная ограда имения, чугунные, узорчатые решетки, за которыми – подстриженные газоны, аккуратно посыпанные красным толченым кирпичом дорожки. У гаража стояла черная машина марки "майбах".

Владимир положил Даниэля на землю, вытер потное лицо:

– Побудьте здесь… Я посмотрю, кто там есть, – он взял у Вахтанга автомат, пригнувшись, направился к имению. Жерар глянул на Вахтанга – повязка на плече пропиталась кровью, и видно было, что его трясет, как в лихорадке…

…Первым Владимир увидел шофера в ефрейторском мундире. Он вышел из гаража, неся в руках две канистры с бензином. Владимир выглянул из гаража, затем вышел к машине. Ефрейтор вздрогнул, увидев его, уронил канистры. Но немецкий мундир и сапоги успокоили его:

– Ты откуда? С фронта?

– С того света, паскуда, – по-русски ответил Владимир и выстрелил в шофера-ефрейтора. Немец переломился пополам, ничком повалился на землю. Владимир заглянул в гараж, затем быстро направился к дому.

Имение брошено. В комнатах, в большой зале с огромной хрустальной люстрой – везде следы поспешного бегства. Разбросанная в беспорядке одежда, осколки посуды, на стенах – пустые багетовые рамы без картин. Владимир осторожно шел по зале. Опрокинутое кресло, брошеные женские платья, чулки, шляпки, сапоги… Под ногами Владимира хрустели осколки стекла и фарфора… Столовая… Портрет фюрера против дверей. Его с собой не взяли. Тяжелые бронзовые подсвечники с оплывшими свечами, на полу пустые бутылки…

– Э-эй, Владимир… Где ты? – послышался из залы голос Вахтанга.

– Иди сюда! – позвал Владимир – Тут навалом жратвы! В дверях столовой появился Вахтанг, следом за ним – Жерар.

– А где поляк? – спросил Владимир.

– Я положил его на диване… там, в гостиной, – отдуваясь, ответил Жерар. – Хорошо бы вызвать врача… – он подошел к столу, схватил с блюда кусок холодного жареного мяса, стал жадно рвать его зубами.

Владимир тоже съел несколько кусков, взял бутылку с вином, прочел надпись:

– Мозельское… Хрен с ним, пусть будет мозельское, – он отбил об стол горлышко и стал лить вино в рот, держа бутылку на расстоянии.

– У тебя ловко выходит! – улыбнулся Жерар, взял другую бутылку, тоже отбил горлышко, стал пить, но тут же отдернул горлышко ото рта. – Фу, черт, я порезал себе губы…