Венский бал

А в день бала мы увидели эту троицу и подумали про лыжное первенство. Дело в том, что в час начиналась трансляция – скоростной спуск горнолыжников. Мы уж и не надеялись добраться до телевизора, но тут появился шанс. Сам Господь послал нам этих ангелов. Как только они покинули пятачок, мы двинулись за ними. Они еле ноги волокли, шли очень медленно и как-то неестественно, как плюшевые мишки со старыми батарейками. Надо было только малость обождать, пока батарейки скиснут. Девка просыпала чипсы на пол. Стала неловко подбирать, скрести рукой по грязным плиткам. Приятели решили помочь. Тут они начали поочередно падать, кое-как вставать, а ноги-то разъезжаются, руки хватаются за воздух – и снова шлеп на иол. Мы дали им побарахтаться. Девка уже прочно улеглась и слизывала с пола чипсы. Потеря самоконтроля. Налицо – нарушение норм общественной нравственности. Этого было достаточно. Правонарушение установлено.

«Все, забираем, – сказал напарник. – Встать! Следуйте за нами! Да поживее!»

Прохожие сунулись с советами: «Дайте вы им порошку понюхать. Вам же будет легче».

Один, с портфелем в руке, сморозил: «Откройте опять Маутхаузен. И дело с концом».

Нам такие речи не нравились. Они отдавали реанимацией национал-социализма. Тут мы держали ухо востро, вернее сказать, доходили до истерики. Почти ни один указ министра не обходился без слова «реанимация». Все политики психовали из-за нападений и покушений на иностранцев. Хотя мы в этом направлении работали хорошо. Большой пожар в доме на Гюртеле три года назад, когда погибло двадцать четыре человека, считался раскрытым делом. Наши распутали его с помощью анонимного сообщения кого-то из местных. Оба исполнителя отбывали срок, зачинщик наверняка скрывался где-то за границей. Наш министр и его «наушный советник» понятия не имели, что на самом деле творится за стенами министерства. Если уж кто-то ляпнул: «Откройте Маутхаузен», значит, надо принимать решительные меры. Девица на полу тоже эти слова услышала, она маленько приподнялась и сказала: «Только теперь вас будут газом травить, свиньи нацистские!»

Стоило призадуматься? Но не было никаких оснований предполагать, что она имела хоть какое-то представление о катастрофе в Опере. Если хотите знать мое мнение, тут нет никакой связи. Вечером мы задержали эту бомжиху еще раз. Она вечно отиралась на Карлс-плац и, конечно, не оставалась в стороне, если что-то замышлялось против полиции. Потом-то мы внесли ее слова в протокол, но приняли их как есть: угроза насилием, можно даже сказать – угроза убийством. Господин прохожий аж взвился, норовил портфелем девку ударить. Нам пришлось его удерживать, иначе он бы ее пришиб.

«И вы еще защищаете это отребье!» – орал портфельщик. Нам часто доводилось слышать такое: будто мы покрываем подонков. Плевки в самую душу. Тут уж надо было крепиться. Этого, во всяком случае, мы сумели убедить, чтобы он для своего же блага отошел на пять шагов. Мы даже отсчитали: раз, два, три, четыре, пять. И действительно – только его и видели.

Возможность посмотреть первенство на кубок мира в Шладминге еще оставалась. Чтобы написать протокол или рапорт, надо было ехать назад в участок. «Мы покажем тебе нацистских свиней!» – пообещали мы задержанной. У нее глаза закатились. Оба хахаля полезли было на нас с кулаками, но скоро поняли, что это – дохлое дело. Каждому хватило одного удара по репе – и они лежали, не двигались.

При таких заварушках обычно как из-под земли появлялось несколько койотов. Они глухо ворчали, им важно было, чтобы мы их слышали, но при этом не могли тронуть: ясное дело, ни один не рискнул бы подступиться к нам. Среди них всегда находились знакомые типы. Контролировать их не имело смысла – они приближались, только когда в кои-то веки были непричастны к торговле наркотой. А если товар был при них, держались от нас подальше.

Помню одного трамвайщика, вернее, он работал в депо. Этот знал их всех. Когда мы приступали к задержанию, он выходил, как бы опережая нас. Их он нисколько не боялся. Просто шел на этих типов и обдавал им рожи табачным дымом. «Знаете, где ваше место? На свалке, где мусор жгут. В самом пекле!» Самое интересное, что им это даже вроде и нравилось. Если бы такое сказали мы, они бы бунт подняли.