Венский бал

А Нижайший в любом случае не подал бы виду, что ему уже что-то известно. Возможно, каждый из нас думал тогда, что только он удостоился указать на изменника.

На второй неделе мая, если не раньше, выяснилось, что Файльбёка можно встретить в парке Антона Бенья по пятницам, после обеда. Это время устраивало только нас троих из «стройбата», так как Панда и Жердь были заняты на работе. В парке было немноголюдно. В основном – дети с мамашами, ожидавшими нового приплода. Иноземцы сюда совались редко. Однажды тут резвилась ватага славянских детей, они взрывали петарды и срывали розы с кустов. Мы выдали себя за полицейских, надзирающих за иностранцами. После чего влепили каждому по паре оплеух.

– Если еще хоть раз увидим вас здесь, – пригрозили мы, – посадим в свою машину.

Они бросились наутек, потирая щеки. А вообще это был тишайший парк в Вене. На скамейках или уголках песочниц сидели женщины в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет и рассказывали друг другу обо всем, в чем выражалась жизнедеятельность их чад. От завтрака до ужина, от шалостей при надевании трусиков утром до капризов при чистке зубов вечером. И все это передавалось без малейших пропусков и изъятий. В правой руке у каждой – кошелка с бутылочками, в левой – свитерок и курточка, которые их детки упорно отказывались надевать даже в седьмом часу вечера, когда солнце скрывалось за крышей Дома радио, и рассказы матерей переходили в монотонные призывы: «Надень же свитерок, холодно уже!» Впрочем, у них в животах, которые они украдкой поглаживали, уже шевелилось очередное потомство. Около семи появлялись отцы с пышными бородами и забирали у матерей свитера и кошелки.

В самой глубине парка, куда даже в послеобеденное время редко заглядывают мамаши с колясками и дети на велосипедах, сидел Файльбёк. Бригадир, Пузырь и я подвалили каждый своим путем. Я от станции метро «Карлсплац» поднялся по Аргентинерштрассе, Бригадир оставил свою машину где-то рядом с Элизабетплац, Пузырь приехал на автобусе 13А. Уже при этой первой встрече было ясно, что Файльбёк катит бочку на Нижайшего. Не то чтобы он нападал открыто, он говорил достаточно обтекаемо, призывал учитывать все обстоятельства, делился размышлениями, говорил о тактических моментах, которым Нижайший уделял слишком мало внимания. С каждой встречей он становился все откровеннее.

– Стивен Хафф великолепен, – вещал Файльбёк. – Но он склонен к путчизму. В этом его сила и слабость одновременно. Ни слова против Армагеддона. Да, Нижайший полностью сосредоточен на этой цели. Каждая деталь точно спланирована, всякая мелочь предусмотрена. Но что из всего этого выйдет? Без широкой поддержки мы не выдержим этой пробы сил. Христианство победило не потому, что сжигало на кострах ведьм и еретиков, а потому, что народ тысячными толпами валил к местам казней и хлопал в ладоши.

Никто из нас и не думал, что претензии Файльбёка к Нижайшему отпали сами собой. Но мы никак не ожидали, что он выскажет их. К тому же это было вопиющим нарушением нашей договоренности. Файльбёк не побоялся распространяться в общественном парке и про Армагеддон, и про Нижайшего. Всякий прохожий мог стать свидетелем этого разговора. К счастью, мамашам наши встречи были до лампочки. Никто вроде бы не интересовался нами. На самом деле у нас был только один свидетель. Он не присутствовал, но ему незамедлительно передавали содержание разговоров, и он слышал это не раз и от разных источников. Нижайший посоветовал мне не особо перечить Файльбёку, а наоборот – подыграть ему. Без перебора, так, чтобы не заронить подозрение. Но если я приму кое-какие его аргументы, он станет еще откровеннее. То же самое Нижайший наверняка говорил и другим.

– Ну хорошо, – сказали мы Файльбёку. – Ты что же, хочешь теперь отречься от огненного крещения и опять поскрести Гюртель?

– Нет, отрекаться не хочу, – ответил он. – Но и оставлять все как есть тоже нельзя. Предположим, план удался и власть повержена. Мы вынырнули из ниоткуда и должны в случае неудачи так же быстро исчезнуть. А как же притязания на руководство? Кормило нам не вверить, а без малейших сомнений доверить должны. Поэтому для движения, поставившего великие цели, смерти подобна утрата связи с народной массой. И ко всем вопросам надо подходить с этой позиции. А мы только и знаем, что прячемся.

– И как ты себе это представляешь? Что мы должны делать? Листовки разбрасывать и трубить на весь мир, что готовим акцию в Опере?

– Не надо казаться глупее самих себя, – рассердился он. – Или у вас есть резон притворяться идиотами?

Его голос становился все громче. Файльбёк почти кричал. Он обвел нас взглядом, всех поочередно. Было такое чувство, что нас просвечивают.

– Ну почему вы прикидываетесь недоумками? Это же каждому дебилу должно быть понятно.

Последнюю фразу он произнес тихо, чуть слышно.

– Что именно?