- Стрелок он был неважный, однако гильзы из той самой «вертикалки», что на твоем плече болтается, я стреляные вынул. Не спасовал Андрей. Не показал спины гаду. Там я и обнаружил товарища моего. Вепрь ему пах пробил. Потом - сожрал все внутренности. Микадо еще дышал, потоптанный. Верный был пес, Андрея не бросил - кинулся, как я догадываюсь, секача за ляжки хватать. Любил Микадо Андрея. Все его любили.
«Бедная Настя, - подумал я с горечью. - Сколько же ей было?»
- Да семь, - отозвался Гаврила Степанович, поглаживая Хасана.
Сам не заметив, я задумался вслух. Вспомнил я и про захороненную где-то поблизости руку егеря, но спросить о ней уже не решился.
- Ну, где вы там?! - долетел до нас из-за деревьев призыв Тимохи. - Полковник! Садись на броню!
Мы пошли на вопль танкиста, и через полсотни шагов я увидел разрушенную почти до основания часовню.
- Фамильный склеп господ Белявских, - пояснил Обрубков. - Прямой наводкой фугас долбанул в сорок втором. Снайпера гансы на крыше приковали. Пришлось богам войны снести его к едрене фене вместе с памятником культуры. Тогда с церквами не считались.
- Да и теперь-то не особенно, - пробормотал я, размышляя о своем.
Кто же он был, этот вепрь-призрак? Живое ли существо, или в самом деле исчадие ада? После всего прочитанного и услышанного я серьезно засомневался. Прагматические мои воззрения дали трещину, и она расширялась не по дням, но по часам.
- Куда прешь, салага?! - злобно гаркнул под моими ногами знакомый голос.
Старший из братьев маскировался по всем правилам зимней разведки. Семен лежал в самопальном окопчике у березы, выставив перед собой дуло короткоствольной винтовки. Облачен он был в грязный маскировочный халат когда-то белого цвета.
- А где Филя? - тихо спросил, появляясь сбоку от меня, Гаврила Степанович.
- На другом номере. - Старший Ребров сплюнул по ветру. - Градусов пятнадцать левее бери.
- Под часовней отверстие, - засопел, пристраиваясь рядом Тимоха. - Туда он шмыгнул. Хасана пустим или как?
- Ты спроси у него, - проворчал Обрубков. - Вдруг он тебя порекомендует?
Хасан уже сам, поскуливая, вертелся у подножия часовни. Но великого желания лезть в подкоп, судя по всему, не испытывал. Он скреб снег передними лапами и то бросался вперед, то вновь пятился.
- Думаю выкурить гада. - Семен вытащил зубами бумажную затычку из бутылки «Золотистого». - Лапника набросать и поджечь.
- Толково, - одобрил соображение Гаврила Степанович и не мешкая обратился ко мне. - Сергей, смени-ка Филю. Пусть сюда чешет. Да гляди, с ружьем не балуй. Тут и без тебя дураков полно.
- Ты не зарывайся, полковник! - услышал я за спиной, пробираясь между березами, бухтение. - Хоть ты и полковник! Мы тоже Прагу брали, верно, братан?
Филю я нашел быстро. Он особенно и не прятался. Просто сидел на расколотой могильной плите, положив дробовик на колени и наблюдая за часовней. При виде меня лесничий как-то сник.
- Подменю, - сказал я, присаживаясь около. - Тебя Степаныч требует.
Великан вскочил на ноги, точно ужаленный. Сидеть ему со мной, полагаю, было не очень приятно.
- Зла-то не копи, - процедил он, глядя в сторону. - Я мимо целил. Хотел бы убить - убил бы.
- А ты и хотел, - отозвался я мстительно. - Очко заиграло, вот и смазал.
Ничего не сказав на это, лесничий побрел к отряду.
Некоторое время я сидел и наблюдал, пряча нос в воротник тулупа, как темные фигурки мечутся от леса к часовне. Потом потянуло дымом, затрещала куча хвойных веток, наваленных у норы под фундаментом. Мой кровожадный пыл улетучился еще прежде. Осталось лишь болезненное любопытство.
Фигурки охотников разметались полукольцом вокруг источника дыма, перекрывая вепрю все возможные пути отступления. Обрубкова среди них я не заметил. Вскоре из-под часовни раздался ужасный рев. Я, помню, опять задрожал и выронил ружье. Только я успел заметить огромную темную массу, выползавшую из дыма, как ударила беспорядочная пальба. Горбатая фигура дернулась и застыла посреди прогоравшего лапника. Я, подхватив на бегу оружие, кинулся к часовне. Когда добежал, остальные уже стояли над убитым. Я сразу понял, что это человек. Ребров-старший стволом винтовки перевернул убитого на спину. Всклокоченная борода Ахмета не могла скрыть его звериный оскал, а мертвые зрачки татарина смотрели в ночное небо.
- Мудянка вышла, - сняв танкистский шлем, признал Тимофей коллективную ошибку.
Невольно я поднял взгляд туда, куда устремил его убитый. Над нами висел ковш Медведицы. Быть может, Ахмета просто мучила жажда перед смертью.
- Ну? - Семен Ребров осмотрел присутствующих. - Кто, черти, в люк полезет?