Вепрь

- Паскевич тоже не владеет предметом. - Мое замечание Гаврила Степанович равнодушно пропустил. - Отсюда и сплавить меня стремится любыми средствами. Пацана-то кормить надо. Авось да потянется ниточка.

- О чем вы, полковник?

Между тем Гаврила Степанович обратил все внимание на гостя, заглянувшего в погреб:

- Картофель, грибы маринованные. Гнать - гоню. Ваша взяла. Из чего гоню, спросите? Да из водки же и гоню, так что урона от меня государственной монополии нет, и перед законом я чистый, как тот мой самогон, которого с двух «Пшеничной» всего поллитра выходит. Экономике даже прибыль в этом смысле.

«О чем он толкует?» Я досадовал на Обрубкова, как опоздавший - на водителя троллейбуса, закрывшего двери прямо у него перед носом. «Догнать-и в морду!» - самая трезвая реакция в подобных обстоятельствах.

Да не волнуйтесь вы, Гаврила Степанович! Аппарат нам не нужен! Пользуйтесь на здоровье! - Сыщик исчез под землей.

- Захарка там, - шепнул мне Обрубков.

- Что?! - Я даже не сразу сообразил, о ком речь.

- Захарка. На двенадцать атмосфер.

Минут пять я сидел, словно пришибленный. Ровно столько понадобилось сыщику, чтобы испачкаться в глине и подняться обратно.

- Серьезный агрегат! - похвалил он двигатель. Это все, что заинтересовало его в подземелье Обрубкова.

- Домашняя электростанция. - Егерь и глазом не моргнул. - Когда свет в поселке гаснет, у меня своя лампочка Ильича, как вечный огонь. Советская власть есть что? Правильно.

- На всю руку, смотрю, вы мастер, - сострил сыщик.

- Мы такие, - кивнул Обрубков. - Как выражается наш клубный заведующий: «Пить многое на свете, друг Горацио».

Я сразу припомнил «тень принца Гамлета» в пресловутом «Созидателе». Цитата почти прямо указывала на автора местной легенды. Паскевичу явно был не безразличен английский драматург. Не однажды, видно, его извращенный ум обращался к вольному толкованию классика. Я очнулся от праздных мыслей, лишь когда егерь пнул меня шерстяным носком в колено. Все, о чем распространялся Гаврила Степанович до этого, я бездарно прослушал, хотя момент был не из тех. Любое сказанное им слово могло иметь скрытый смысл.

- И не только Сервантес, - продолжал зачем-то егерь блистать эрудицией перед сыщиком. - Вице-адмирал Нельсон без конечности флотилии топил. Между прочим, его тоже Горацио звали.

- Да ну?! - вежливо удивился опер.

- Вот тебе и ну. - Тут Гаврила Степанович обратился уже непосредственно ко мне. - В тысяча восемьсот пятом году пал на мостике. Запомни, юноша. Век не продержался до русско-японской кампании.

Я запомнил. Оставалось догадаться, зачем. Ясно было, что Обрубков упустил нечто важное и спохватился только уже при посторонних. И желал донести это важное до моего сведения.

- Так мы закончили, товарищ майор, - обратился к Обрубкову второй уполномоченный, выходя из кабинета. - Ничего компрометирующего. Понятые свободны.

Теперь и мне стало известно подлинное звание Гаврилы Степановича.

Чехов с Дусей поспешно убрались из дома от греха.

- Присядем на дорожку? - Вопреки предложению Гаврила Степанович встал.

- Нам три часа до Москвы сидеть, - отряхивая глину с коленей, отмахнулся исследователь погреба. - И там еще сидеть.

- Хозяйствуй, - молвил мне егерь с порога. - Хасана не мори. По-хорошему пса зимой надо шестиразовым питанием обеспечивать. Будешь морить, так он сам себя на довольствие свободно определит. Умнет косулю без лицензии, на кого повесят? На тебя повесят. И на меня повесят.

А говорили - пес безобидный, - хмыкнул они и из сыщиков, надевая шапку.

- У нас в Пустырях только Пугашкин безобидный, - отозвался егерь. - Да и то когда при исполнении.

День уже клонился к закату. Комитетчики, обыскивая дом, потрудились на совесть. Иначе бы их начальство и не поняло.

Дождавшись отъезда «уазика», я взялся за стальное кольцо.

ПОГРЕБ

За весь изнурительный раунд битвы с изобретением Гаврилы Степановича я не расслышал ни звука за толстыми бетонными стенами погреба. Как ни тщился, я даже не сумел определить, за которой из них тайник. Рассредоточенные вдоль трех стен пыльные мешки с овощами, плетеные бутыли, в каких настаивают брагу, банки с вареньями различных сортов будто лет сто не покидали своих мест. Четвертая стена была частично занята стеллажами со слесарным инструментом, какими-то шестеренками, шатунами и подшипниками, а равно масленками, бидонами с машинным, скорее всего, маслом, воронками, раструбами, ключами гаечными и разводными и всякой прочей гаражной атрибутикой. Здесь же стоял тяжелый металлический верстак с тисками, на котором громоздился никелированный самогонный бак ведра на три. Рядом лежали два змеевика и пластиковый шланг. В тисках был зажат обрезок швеллера. Рядом валялся напильник.