Она была натянута как тетива самострела, изготовленного к бою.
- За Халхин-Гол. - Гаврила Степанович залпом опустошил свою жестянку. - Ли дай тао цзян.
- Пойдем, Сережа. - Отвернувшись от егеря, Настя встала из-за стола и скрылась в гостиной.
Я еще продолжал смотреть на пьяного чекиста, когда она поставила рядом со мной пишущую машинку. Рюкзак мой с вещами также был собран.
На Гаврилу Степановича Настя больше не обращала внимания. Он перестал для нее существовать. Хотя нет. С порога она задала ему последний вопрос, очень тихо, но Обрубков его расслышал.
- А мама где?
- Сначала с доктором. - Обрубков уронил голову на клеенку. - Потом в клинике. Тебя к ней не пустят. Буйная она. Свихнулась мамаша твоя, сука.
Мы с Настей медленно шли по единственной, как рука егеря, улице Пустырей.
- Завтра в Москву, - сказала Настя, когда мы миновали «замок» Реброва-Белявского. - Филя отвезет на станцию. За бабушкой попрошу его присмотреть. Он не откажет. Заберем, когда устроимся.
На следующий день рано утром нас разбудил настойчивый громкий стук. В Пустырях так не стучали. В Пустырях вообще без стука входили, если не заперто. Если же было заперто, чаще лягали наружную дверь ногой или дурными голосами орали под окнами что-нибудь вроде: «Дусь, вынеси красного три!», или: «Семеныч, одолжай треху до завтра!», или же: «Чехов, падла! Опять Гусеница уздечку порвала! Дай велосипедную цепь, что ли?!» Короче, разное орали. Здесь же имел место стук официальный и без шумового сопровождения. Пока я натягивал джинсы, Настя уже открыла. Зазвучали приглушенные голоса.
- Гражданин Гущин? - Двое незнакомцев средних лет в одинаковых пальто с поднятыми воротниками зашли в комнату. Род их деятельности не вызывал ни малейших сомнений. «Вчера надо было ехать!» - прочитал я по Настиным глазам.
- Стая! - крикнула из кресла Ольга Петровна. - Слетелись вороны падали искать!
Незнакомцы переглянулись. Один предъявил мне свое удостоверение.
- Мы вас в машине подождем.
Да, уезжать надо было сразу, как только Настя приняла решение. Пока я обувался, она тихо стояла рядом. В подобных ситуациях настоящим мужчинам полагается успокаивать своих женщин. Ключ от московской квартиры я бросил на скатерть.
- Скажешь, что невеста. - Карандаш прыгал и моих пальцах, но с адресом я все же справился. - Водки сразу Ирине купи. Она там главная. И обиду не даст.
«Николаевна, с меня причитается. Серега», - добавил я на блокнотном листе персонально для Бутырки.
- Я еще расчет не взяла, - глухо сказала Настя.
- Не бери. - Я сообразил, что Паскевичу головы не сносить. - Он сам трудовую вышлет. Ему резона нет с академиком ссориться. Просто поезжай.
Я далеко не был уверен, что ветеринар Белявский вообще помнит о существовании внучки, но иных доводов в тот момент не нашел.
Мы обнялись, и я обернулся к старухе.
- Прощайте, Ольга Петровна.
- Прощай, мальчик. - Ее подбородок слегка лишь кивнул.
В кабине «уазика», помимо водителя, сзади, нахохлившись, точно боевой петух, маячил Пугашкин. Его я заметил издали. Пугашкину пришлось потесниться, чтобы я сел.
К моему вящему изумлению, машина покатила в нижние Пустыри. Из тщеславия я не задавал вопросов. Не пристало узнику совести унижать себя излишней суетой. Я уже мнил себя в одном оглавлении с Буковским и Солженицыным, удрученный только тем, что литературный багаж мой оставляет желать лучшего. «Впрочем, это субъективно», - рассудил я, наблюдая, как братья Ребровы гоняют по двору жену Тимофея Наталью.
Был тот редкий раз, когда Наталья проигрывала сражение. По всей видимости, коварные танкисты застигли ее врасплох. Босая, в одной комбинации, она металась между баней и хлевом, ускользая от колющих и рубящих ударов. Крышкой от бадьи она оборонялась весьма успешно. Тяжело вооруженные жердями братья, ломая ожесточенное сопротивление врага, старались взять его в клещи. Пугашкин демонстративно отвернулся: мол, не по чину ему, районному важняку, реагировать на бытовуху. Приезжим вообще все было до потолка, кроме их непосредственного задания. Непосредственное же задание, в то время как я готовился к ночным допросам в застенках, им еще только предстояло.
«Уазик», осторожно перевалив через ветхий мост, подкатил к дому Гаврилы Степановича.
- Гущин, - обернулся ко мне сидевший впереди оперативник, - вы знакомы с планировкой помещения?
- Разумеется. - Я старался отвечать высокомерно.
- Тогда - за нами.
Он выпрыгнул в сугроб и достал из кармана пистолет.
- Я тоже знаком! - заерзал Пугашкин. - У меня более шести особо опасных задержаний!
Поколебавшись, второй приезжий кивнул и ему. Так что мы все четверо отправились к дому. В сарае глухо залаял Хасан.
- Собака безвредная, - поспешил успокоить обоих коллег Пугашкин.
Оперативник жестами приказал ему захлопнуть варежку и держаться сзади.
Второй взял меня за локоть и на ухо зашептал:
- Отзоветесь, когда спросит, кто. Под пули не лезть. Мы за вас отвечаем.
Осторожно приоткрыв первую дверь, он поманил меня следом. Вторая дверь в сенях, утепленная, была обтянута дерматином, так что ему пришлось долбить по ней рукояткой пистолета.