Вепрь

«Предатель ты, Мишка! - Барон огрел ветеринара нагайкой по спине. - Почто бурят моих путаешь?!» - «Не так. - Михаил Андреевич, натиравший заместо ваксы салом хромовые кавалерийские сапоги с позолоченными шпорами, гордо выпрямился. - Я не предатель. Я говорю, что кони такой переход не одолеют. Кони, господин генерал, ваших убеждений не придерживаются. Чем вы их кормить в горах намерены? Идеями?» - «Собака же ты!» - Унгерн дал коню шпоры и унесся догонять уходящую бригаду. Больше мы барона не видели. 11осле заката мы навьючили двух низкорослых монгольских кобылиц и ушли в сопки. «Барона скоро возьмут, - утешил я Белявского. - Я с бурятами его толковал. Повяжут они Романа Федоровича ночью, словно тот куль с белой мукой». - «Не так, - возразил мой спутник. - Роман живым не сдастся. У него яд в кармане халата». - «Денщики тоже иной раз зевают. - Я показал Михаилу Андреевичу бурый пакетик. - Теперь нам в отряд к Щетинкину прямая дорожка. А там - в Иркутск и дальше. В Москву. Тебя, товарищ Белявский, сам Ленин ждет». - «И что от меня товарищу Ульянову понадобилось, товарищ Гаврила? - насмешливо спросил меня доктор. - Я ведь авто не лечу. А товарищ Ульянов, как я наслышан, в авто разъезжает по кремлевским аллеям». - «Здесь не до шуток. - Чтобы Белявский твердо меня понял, я достал маузер, смененный у бурят на дюжину подков. - Беднота всего мира в тревоге и ожидании. Пока мы здесь травим, в теле вождя революции расползается черный яд, и вы его отсосете, доктор. Пусть даже я свяжу вас и доставлю всей силой, какая у меня еще есть». Больше мы не спорили. Через двое суток встретили свой казачий разъезд. Через две недели были в Иркутске, где нас уже дожидался товарищ Паскевич. Телеграмма обогнала наш бронепоезд. Паскевич мне объявил благодарность, представил к награде, но главное, сообщил, что Ленину уже лучше. Для Белявского же теперь у партии были другие задачи. Михаила Андреевича Паскевич сразу забрал в Реввоенсовет, а я встал на довольствие, дожидаясь своего брата Федора и дальнейших приказов Революции. Из остальной нашей команды Шелест погиб, сражаясь геройски в корпусе Неймана; Костров и Гукин пропали без вести».

На этом первый дневник Обрубкова заканчивался.

- Что же стало с Романом? - тихо спросила Ольга Петровна.

Забывшись, я показал ей газетную вырезку, подклеенную на внутренней стороне тетрадной обложки. Это был репортаж из зала суда, опубликованный в газете «Советская Сибирь». Вернее, из театра в загородном саду Новониколаевска. Романа Федоровича Унгерна фон Штернберга приговорили к смерти через расстрел. На премьере этого подлого спектакля был аншлаг. Роль белого барона, чей предок сражался вместе с Ричардом Львиное Сердце и пал под стенами Иерусалима, была сыграна раньше, на сцене театра военных действий. Унгерн исполнял эту роль, защищая мальчишкой-добровольцем Порт-Артур в русско-японской войне и получив за доблесть солдатского Георгия. Он исполнял ее и потом, сражаясь за Россию на германском фронте. Он жил как рыцарь и умер как рыцарь.

Ольга Петровна в сильном волнении ждала отпета.

- Его расстреляли, - вот все, что я сказал. Пожелав ей покойной ночи, я и сам отправился на боковую, но долго еще не мог уснуть.

Событиями прошедшего дня я был взбудоражен куда сильнее, чем воспоминаниями Гаврилы Степановича. С самого утра эти события развивались по нарастающей. В кабинет районного гинеколога Настя желала зайти одна, но я настоял, чтобы мы вошли вместе.

- Это мой жених, - смущенно представила меня Настя крупной даме в очках, заседавшей за столом и скоренько заполнявшей медицинскую карту.

- Жених может обождать за дверью, - сухо отозвалась дама.

В другом случае я так и поступил бы. Я не стал бы ее нервировать. Врачи - наше богатство. Особенно, когда мы в них остро нуждаемся.

- Не может, - заявил я от третьего лица, которого с нами не было. - Но невеста - может.

- В чем дело, молодой человек? - Даму точно подбросило. - Вы нарушаете правила.

- А вы - клятву Гиппократу. - Я подошел к столу и, наклонившись, заглянул в ее увеличительные стекла. - Чем вы намерены облучать эту мадонну с младенцем?

Под стеклами зашевелились две амебы. Амебы были встревожены.

Анастасия Андреевна, растерянно глядя на меня, тоже не понимала сути происходящего.

- Обожди, милая, в коридоре, - выдавила из себя дама-гинеколог.

Настя вышла.

- А вы для начала представьтесь. - Хозяйка кабинета откинулась на стуле.

- Да, - сказал я, не меняя низкой стойки, для чего мне пришлось широко опереться двумя руками о крышку стола. - Начнем представление.

Моя фамилия Гущин. Сергей Гущин. Студент Первого Московского медицинского института. Без пяти минут хирург. Специальность - онколог.

- Элеонора Марковна Черенок. - Она сняла очки и близоруко сощурилась. - Так в чем дело?

- Повторяю свой вопрос. - Я не двинулся с места.