Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры

Ценным дополнением к данным других источников в сочинениях арабских авторов, в особенности у Ибн Фадлапа, нужно считать некоторые сообщения географического порядка, касающиеся продолжительности дня и ночи. В свое время И. Маркварт, ставивший вообще под сомнение достоверность сведений, приводимых в сочинении Ибн Фадлана, в особенности настаивал на том, что именно цитированные выше данные о продолжительности дня и ночи у арабского писателя неверны. Даже А. П. Ковалевский, известный своим критическим отношением к концепции Й. Маркварта, заявляет, что в описаниях наблюдений Ибн Фадлана за астрономическими явлениями не следует искать большой точности. Дело, между тем, обстоит как раз наоборот, во всяком случае в том, что касается сообщений, полученных Ибн Фадланом, относительно продолжительности дня и ночи у Вису. Здесь мы встречаемся с удивительной точностью. В самом деле: булгарский царь, желая еще более поразить и без того изумленного южанина, естественно, сообщил Ибн Фадлану о наиболее коротких в стране Вису почах начала лета («Ночь у них менее часа»). Не забудем, что с точки зрения правоверного мусульманина ночь начинается тогда, когда невозможно отличить белую нитку от черной. Если теперь все сказанное сопоставить даже с самыми известными географическими данными, скажем с литературно знаменитыми белыми ночами в Ленинграде или с фактом, что в южной Карелии средняя продолжительность дня (например, на широте Олонца) летом составляет около 20 часов, то нетрудно прийти к заключению, что в сочинении арабского путешественника речь идет о местностях, лежащих примерно в тех же широтах, что и названные выше пункты. Таким образом, сведения Ибн Фадлана не только не находятся в противоречии с устанавливаемой по летописям локализацией Веси, но и подтверждают ее правильность.

Итак, показания письменных источников как будто бы сходятся в том отношении, что все они имеют в виду одно и то же этническое образование. Созвучие этнического имени (Весь, Vissinus, Wizzi, Вису, Ису, Весу), довольно точное совпадение географического размещения (Межозерье), сходство хозяйственных и этнографических характеристик — все это, думается, должно привести нас именно к такому выводу.

3

Подавляющее большинство дореволюционных историков, касавшихся так или иначе вопросов, связанных с Весью, ограничивалось обычно кругом источников, рассмотренных выше. О каком-либо расширении этого круга не помышляли. Впрочем, трактовка даже хорошо известных текстов оставляла желать лучшего. Серьезного критического анализа источников с учетом их происхождения, состава, концепций авторов (например, автора летописи) применительно к нашей теме проделано не было. В этом отношении и финские буржуазные ученые, издавна питающие интерес к весской проблеме, не поднялись выше уровня старой русской буржуазной историографии.

В этих условиях, когда для исторической характеристики Веси пользовались только сообщениями летописей и арабских писателей (западные источники по большей части не привлекались) и возникло ложное, предвзятое представление, будто Весь как самостоятельное этническое образование исчезла, растворилась в окружавшем ее славянском населении подобно тому, как это произошло с Мерей или Муромой. H. М. Карамзин писал: «Весь, Меря, Мурома, наконец, обратились в славян, приняв их обычаи, язык и веру».

Отсутствие специальных исследований по истории Веси способствовало тому, что карамзинская трактовка вопроса относительно позднейших судеб этой народности без всякой критики перекочевала в советскую историческую литературу. Правда, в 1925 г. появилась небольшая работа Г. И. Виноградова, в которой автор пытался, оставаясь в принципе сторонником теории «исчезновения» Веси, несколько иначе осветить причины самого «исчезновения». Г. И. Виноградов сконструировал свою гипотезу, согласно которой уже в IX-XI вв. на территории Белозерского края, где в прошлом обитала Весь, будто бы сложилась однородная «славяно-финская» народность, в составе которой перемешались славянские и финские элементы, что и привело к исчезновению упоминаний Веси в летописях. Как видим, отличие от карамзинской концепции здесь чисто внешнее и непринципиальное.