Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры

Еще далее к востоку, в Беломорье и на нижней Ваге, на Печоре, на территориях коми-зырян и коми-пермяков характер преданий совершенно определенный — здесь нет нападающей Чуди: предания изображают Чудь только в качестве пассивной стороны, подвергающейся нападениям, даже уничтожению: «В Никольске рассказывают, что в окрестностях этого города в незапамятные времена жил не русский, поганый народ, который прятался от наших в ямах, прикрытых сверху землею; наши же обрушивали эти крыши на поганых и тем душили их. Остатки таких ям указывали и около нынешнего кладбища близ самого города», — вот типичное предание из бытующих у коми-зырян; встречаются в них, правда, и мотивы обороны Чуди от новгородцев, но чаще всего Чудь, не дожидаясь нападения, спешит спрятаться в вырытые ямы и уже там бывает настигнута пришельцами-новгородцами.

Что же следует из этого наблюдения? Предваряя необходимую аргументацию, которую мы попытаемся развернуть ниже, укажем, что прежде всего напрашивается предположение о том, что предания донесли до нас довольно явственные отзвуки продвижения (перемещения, если угодно, инфильтрации, проникновения)в область Заволочья — в пределах очерченной территории — какого-то народа. Затем, как кажется, довольно легко определяется направление этого движения — с юго-запада на северо-восток. Едва ли, наконец, вызовет серьезные возражения и указание на его наиболее вероятный исходный район: это Межозерье — область, лежащая между Онежским, Белым и Ладожским озерами, что подтверждается всей совокупностью имеющихся фактических данных.

На основании этого можно себе представить и некоторые дополнительные детали, касающиеся относительной датировки событий, нашедших отражение в преданиях. Если, как мы ранее предположили, исходя из факта большей стертости преданий об активной Чуди и анализа контаминаций преданий о гибнущей Чуди с поздними преданиями о «панах», оба подцикла являются разновременными; если, далее, удается осуществить, не нарушая общего единства фактических данных, привязку этих подциклов к определенным географическим районам; если, кроме того, в результате такой привязки обнаруживается, что предания первого подцикла локализуются в западной части всего ареала, а предания второго в восточной, — то это всего естественнее может быть объяснено именно процессом инфильтрации, шедшей в указанном традиционном направлении.

Надо полагать, что предания об активной Чуди рисуют более ранний ее этап, когда события разворачивались еще в непосредственной близости от исходного района, когда в действие вступали сравнительно крупные массы населения, так как плотность последнего была относительно высока; Чудь в этом районе получила в преданиях трактовку как воинственный народ, довольно сильный и опасный противник. С продвижением далее на север и северо-восток происходило рассредоточение Чуди по огромным слабо освоенным, почти не обжитым пространствам северной лесной зоны, рассредоточение маленькими слабыми группами. В одном случае Чуди пришлось преодолеть сопротивление саамов (лопарей) (вспомним еще раз о лопарских преданиях, в которых Чудь выступает как враждебная саамам сила, столкновения с нею рисуются в виде очень острых конфликтов, но где — несмотря на наличие характерного мотива касательно похищения Чудью лопарских женщин — вовсе отсутствует мотив родства с Чудью); в других — и как раз вследствие обширности и необжитости территории — процесс, видимо, носил вполне мирный характер.

Едва успела Чудь распространиться на Севере, как вслед за ней двинулся новый поток колонизации — славянский; с другой стороны, с юго-востока, стали продвигаться коми. Начался процесс ассимиляции, который отложился в народной памяти в виде преданий о пассивной, гибнущей Чуди. Самые предания о ней, видимо, возникали из современных событиям рассказов, а последние складывались, конечно, не повсюду, а на определенных этнографических порубежьях, там, где Чудь соприкасалась с другими народами (русскими, саамами, коми). Однако этнические границы довольно быстро и очень существенно менялись, в соответствии с чем менялась топография рассказов о Чуди. Со временем эти рассказы превратились в предания.