Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры

Число подобных примеров можно было бы значительно увеличить, но и приведенных достаточно, чтобы считать доказанным относительно раннее проникновение в вепсский язык очень заметного слоя русских лексических заимствований. Конечно, датировать их очень трудно. Нельзя, разумеется, поручиться, что перечисленные выше термины вошли в вепсский язык именно в XV или в XVI в. Этот процесс был длительным и продолжался много веков подряд. Однако принципиальная сторона вопроса ясна и вряд ли может быть поставлена под сомнение. Единственный известный памятник вепсского языка середины XVII в. — упоминавшаяся уже рукопись из сборника В. И. Срезневского — также содержит русские лексические заимствования (например, раб, гроза).

Другой, правда менее точный, показатель — распространение среди вепсов русских христианских имен. Судя по писцовым книгам и актовому материалу, подавляющая часть населения в вепсских погостах носила русские христианские имена. Следует принять во внимание, что вепсы, по-видимому, имели по два имени — одно «свое», языческое, а другое христианское. Населенные пункты и другие географические объекты также назывались двояко — официальные названия часто бывали русскими, а бытовые — вепсскими. Вепсские поселения и теперь часто имеют по два и даже по три названия. Например, в девяти километрах от Ладвы (на Ояти) расположена деревня, которая официально называется Подовинники; сами вепсы по-русски называют ее Азмозеро, а на своем языке — Rihenkulä.

Одним из факторов, безусловно, способствовавших широкому развитию русской народной колонизации Севера, явилась непрекращающаяся тенденция к усилению феодальной эксплуатации крестьянства России и его закрепощению, что вызывало массовое бегство крестьян в окраинные области государства. Беглые селились и среди вепсов, вступали в брак с местными женщинами, основывали деревни. Районы современного расселения вепсов буквально наполнены преданиями о том, что основание той или иной деревни было положено беглыми.

Если до сих пор мы говорили преимущественно о народной колонизации, носившей характер расширения этнической территории русского народа, то это не значит, что колонизация феодальная никак не сказалась на развитии взаимоотношений вепсов с русскими. Боярская и монастырская колонизация, направляемая и руководимая корыстными интересами, имела основным своим объектом уже населенную территорию (так как земля в феодальную эпоху представляла ценность не сама по себе, а вместе с населявшими ее непосредственными производителями — крестьянами) и обращала, пользуясь выражением С. Ф. Платонова, «поле колонизации в арену классовой борьбы» независимо от того, кем эта территория была заселена — русскими колонистами или аборигенами вепсами. Вследствие этого вспышки классовой борьбы имели место повсюду. Согласно преданию, в конце XIII в. белозерские князья подавили движение «бунтующей Чуди» в районе Каргополя. О сопротивлении Чуди захвату их земель монастырями уже говорилось выше.

Однако, в целом характер взаимоотношений вепсов и русских в различные периоды колонизации по большей части оставался, по-видимому, довольно мирным. Подобные драматические эпизоды являются скорее исключением, чем правилом. А. В. Елисеев справедливо писал о том, что «славяне, не будучи завоевателями в полном смысле этого слова, ибо они не истребляли покоренных финнов, но скорее завоевателями-цивилизаторами, легко уживались с покоренными народами даже на одной земле». Цивилизующую роль новгородцев на неизмеримых пространствах «между Ладожским озером, Белым морем, Новой землей и Онегой» отмечал К. Маркс.

Конечно, русская колонизация нарушила некоторые традиционные культурные связи вепсов на востоке и юго-востоке (с коми, с народами Волго-Камья), но это с лихвой компенсировалось установлением новых этнокультурных связей с русским народом. Вместе с тем колонизация нисколько не помешала развитию и укреплению издавна сложившихся контактов на севере — с близко родственными карелами.

Общение вепсов с карелами в различных районах приобретало неодинаковые формы и привело к разным результатам. Непрекращавшиеся столкновения на русско-шведской границе, объектом которых были земли Корелы (позднее Корельский уезд), уже с относительно раннего времени, вероятно с XIII в., побуждали Корелу к переселению, в частности на восток и юго-восток, на еще ранее освоенный древними вепсами Олонецкий перешеек. В итоге смешения этих двух этнических компонентов сформировались две этнолингвистические группы карельского народа — ливвики и людики. Развивая мысль Д. В. Бубриха, А. А. Беляков пришел к заключению, что «там, где население племени Весь было количественно больше, мы имеем людиковский диалект, а где вепсского населения было меньше, там сложился ливвиковский диалект».