Верь мне (СИ)

Горский заглушил мотор, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Идти в номер не хотелось. Знал бы, что так получится — в офисе у себя на диванчике переночевал бы.

Где-то в глубине души он надеялся, что она ждать его сегодня будет, а она даже такую малость, как всего лишь машина, от него принять не смогла. Целую неделю просидела у его постели — он поверил, что броня этой женщины пробита, что можно еще что-то исправить. А стоило ему из больницы выйти — и все, снова отгородилась, стены неприступные выстроила… Еще вчера ведь плакала у него на груди, замирала в его руках, ревновала даже — а сегодня «я не приму ее», «я сама себе машину купить могу!» А сегодня на его желание увидеться она всего лишь пожала плечами. Как будто чужие… Как будто не муж он ей, а пацан с нелепым подкатом. «Как тебя понять, женщина?» `К`н`и`г`о`е`д`.`н`е`т`

А может, не надо пытаться понимать? А может, надо вот прямо сейчас рвануть к ней домой? Вломиться в ее квартиру, в ее мирок, огороженный от него высоким забором, в котором для него, похоже, не то что ворот — калитки не найдется… Сломать к чертям все ее выстроенные баррикады, к стене прижать и зацеловать как в лучшие времена их юности так, чтоб крышу снесло напрочь, чтоб ни сил, ни времени не осталось у нее на думы о том, какой он подлец и как страшно ему теперь верить. Двадцать лет потеряли! Ну что, теперь еще лет двадцать потратить надо, чтоб вернуть ее? А жить когда? И все же напором тоже ничего хорошего не добиться — взбунтуется его недоверчивая женщина, и Горский это понимает.

«Завтра же займусь поиском дома», — мысленно пообещал он себе, вышел из машины и направился в отель.

— Добрый вечер, Александр Владимирович, — улыбнулась девушка-администратор дорогому гостю.

— Добрый, — кивнул Горский, а про себя тут же пробурчал: «Добрее не бывает!». — Давно Арина Сергеевна уехала?

Сам не знает, зачем спросил и что ему даст ответ на этот вопрос. Может, хочет услышать, что задержалась сегодня, все-таки ждала его…

— Так… Не уезжала она еще, — вдруг огорошила его новостью девушка.

— В смысле? Она здесь, что ли?

— Ну да. Вроде…

Горский смотрел на девушку, девушка — на него. Кажется, она и сама удивилась собственному открытию — уж слишком позднее время для начальства, но она ведь не помнит, чтоб Арина уходила.

— И где ж она?

— Может, в кабинете…

— Вроде, может… — передразнил Горский.

Он же видел, что свет в ее кабинете не горел. Может, окна перепутал? Как бы то ни было, он тут же воспрял духом и направился к ажурной винтовой лестнице, ведущей в административную часть здания.

Тяжелая поступь позднего гостя, нарушая тишину, эхом отзывалась в каменной пустоте коридоров. Ни души вокруг, никаких признаков человеческого присутствия — это и понятно, рабочий день давно окончен, все разбежались по домам. Но дежурный свет горел, обещая надежду, что хозяйка это полусонного царства еще отыщется. Горский до приемной дошел — там и вовсе темно. Он включил свет и направился к двери кабинета — хоть и тоже темно за ней, но все ж не заперта.

— Арь, — осторожно позвал он в темноту.

Темнота ответила молчанием. Горский щелкнул выключателем и вошел в кабинет. На рабочем столе его жены кавардак — вперемешку валяются прайсы, буклеты, каталоги и образцы тканей. Беспорядка за Ариной Горский еще ни разу не замечал. Пару раз он уже был здесь — всегда все было аккуратно сложено: бумажки — по папочкам, папочки — по шкафчикам… Нет, если б она уехала, она бы прежде все со стола убрала б. Горский обернулся, огляделся…

Его пропажа нашлась в дальнем углу — Арина мирно спала на диване, не замечая ни яркого света, ни гостя в своем кабинете. Устала. И так всю неделю не высыпалась рядом с ним, а тут еще работы навалилось — вот и не выдержала, прилегла на полчасика да, видимо, так бы до утра и проспала, если б не некоторые, решившие сон ее потревожить. Горского так и подмывало перенести ее на кровать в своем номере — там и удобнее, и случайные посторонние не застанут свою начальницу в столь беззащитном виде. Но стоило ему только сделать шаг к Арине, как она вдруг зашевелилась и открыла глаза, тут же зажмурившись от яркого света. Перевернулась на спину и посмотрела, щурясь, на него.

— Горыныч?

Растерянная, заспанная, в чуть помятой белоснежной рубашке с так удачно расстегнувшейся на груди пуговичкой, в чуть задравшейся юбке… Красивая у него жена и настоящая, без осточертевших женских уловок и жеманства. Другие из кожи вон лезут, чтоб понравиться, привлечь к себе внимание — то позу повыгоднее примут, то наряд пооткровенней напялят, а эта ж даже не догадывается, как вопиюще естественна и красива сейчас в своей беззащитной полусонной растерянности.

— Ты чего улыбаешься как чеширский кот? — вздохнула Арина.

А как ему не улыбаться? Видела б она себя сейчас! А еще он рад до чертиков, что она не уехала, и неважно, что удержало ее здесь — работа или все-таки желание его дождаться — он просто рад, что она еще здесь, опять с ним рядом.

— Женщина, а тебя что, из дома выгнали?

И улыбается хитро-хитро… Гад!

— Ну и шуточки у тебя, Горский…