Это случилось с ним в Лаосе, он сидел в засаде два битых часа, а потом нажатие на курок — и тело тринадцатилетнего снайпера шумно упало на землю с высокого дерева. Это убийство, и последовавшие за ним другие убийства людей изменили его внутренне до неузнаваемости, превратили его в того, кем он не хотел быть. В человека, способного убивать. Путь назад был отрезан. Он теперь никогда уже не сможет вернуться в прежнее состояние, стать снова человеком, неспособным отнять жизнь у другого человеческого существа.
— Я все понимаю. Жизнь не оставила тебе шанса не делать этого, — он решил идти до конца и достучаться во что бы то ни стало до нее. — Однажды выходит так, что тебе дается секунда на выстрел в какую-то цель. Ты делаешь выбор. Даже если позже ты приходишь к выводу, что твой выбор был неправильный, тебе все равно не дано будет узнать, что случилось бы, если бы ты выбрал другой путь.
Он протянул ей свою руку.
— Твой выбор изменил твою жизнь и лучшее, что ты можешь теперь сделать, это преодолеть его, жить в предложенных обстоятельствах. В конце концов, ты уже пережила все это и сейчас можешь еще раз обдумать и решить, как жить дальше тебе такой, какая ты сегодня есть. Если ты правильно собой распорядишься и тебе немного повезет, ты станешь лучше, и будет надежда, что в дальнейшем ты сделаешь более правильный выбор!
Она слышала уверенность в его голосе и убеждалась в его правоте. Элисон осознала, наконец, что он действительно понял ее. Она протянула свою руку навстречу его руке.
— Ты говоришь сейчас так, как всегда говорит со мной мой внутренний голос.
Она взглянула на него и прерывисто вздохнула. Он взял ее пальцы в свои руки, — она не сопротивлялась, — и легонько пожал их. Она снова взглянула на него.
— Послушай, мне кажется, я влюбилась…
— Похоже, со мной то же самое… — он усмехнулся и нежно смахнул слезинки с ее глаз. — Меня не волнует, чем ты занималась с этим свихнувшимся сукиным сыном. Меня волнует только то, что ты вырвалась из его рук живой, и я нашел тебя.
Он притянул ее к себе и вгляделся в дымчато-ореховые глаза, ища в них ответа.
— Я говорю серьезно, я не хочу, чтобы ты уходила из моей жизни. Я, конечно, наделал много глупостей и ошибок, но я обещаю тебе, я все исправлю и исправлюсь сам, и… я хочу сейчас больше всего на свете поцеловать тебя.
И они бросились в объятия друг друга.
От первого осторожного касания губ у Зекери сначала похолодело все внутри, и вдруг его обдало жаркой волной, которая, родившись в сердце, захлестнула все существо — первый робкий поцелуй перерос в глубокий, полный огня и страсти. Зекери зарыл ладони в ее мягкие пушистые волосы и нежно держал в своих руках ее лицо, пока поцелуй сменялся поцелуем и это, казалось, будет длиться вечно.
Такого ослепляющего и оглушающего порыва чувств Элисон не испытывала давно — со времен романа с Джейком. Этот неистовый порыв сменился полным неги растворением всего ее существа, когда она ощутила жар тела Зекери, крепость и надежность рук, которые уверенно держали ее в своих объятиях, и руки самой Элисон, казалось, помимо ее воли, обвились вокруг его шеи. Время остановилось, но ощущение сменялось другим ощущением — и все они были связаны с ним, Зекери, кроме него ничего и никого больше не существовало в этом мире.
Старый фермерский грузовик прогромыхал мимо них по дороге, врываясь своим шумом в их прекрасное уединение. Из кузова раздался свист, гогот и крики подбадривания полдюжины молодых рабочих; этот гомон разорвал тишину дня, заставив обоих вернуться на землю и разомкнуть, наконец, объятья.
— Вот черт! — сказал Зекери хрипловато, все тело его страдало от накатившей волны желания: он хотел ее. Ему было мучительно отпускать ее сейчас от себя, он ненавидел этих веселых парней, орущих во все горло, прервавших совершенный, неземной поцелуй. Он все еще не выпускал ее из своих рук, прижимая к себе и стараясь не испугать жаром своей страсти. Наконец, он нежно и дружески поцеловал ее в лоб.
У Элисон путались мысли. Возможно ли это? В этот раз она отвечала на его поцелуй с искренней лаской, которая потрясала и изумляла ее саму. Все чувства, за исключением чувства страха и боли, были слишком новы, остры и необычны для нее. Ей было трудно поверить самой себе. Изливая ему все мучительные события трехгодичной давности, Элисон заметила, что не испытывает больше ни тени страха перед ним. Может быть, действительно между ними возникло какое-то совершенно особое редкое чувство?
Восторг и одновременно блаженный покой царили у нее на душе. Все ее чувства возрождались. Сердце бешено колотилось в груди от волнения и предощущения того, что ее тело, может быть, действительно окажется когда-нибудь в состоянии ответить на его ласки. После всего случившегося с нею.
Может быть, к ней вернется доверие. Может быть, серая стена немого страха, которая превратилась сейчас в тонкую призрачную завесу, однажды совсем рухнет.
Он ослабил свои объятия и приподнял ее лицо за подбородок.
— Скажи мне «да», — попросил он. — Скажи.
— Да, — вырвалось у нее непроизвольно.