Макс продолжает трындеть на эмоциях, а потом резко замолкает и смотрит на меня серьезно: —Если честно, думал, бро, что ты в машине был. Рыдал, как девка, пока нас в участок везли…. Даже в универе слышно было этот взры. Ты везучий сукин сын! — он запинается, — То есть не сукин. Я не это хотел сказать!
— Норм, — пытаюсь улыбнуться.
— Тебе нельзя разговаривать много, мне сказали.
— Сееркалоо, — шиплю, как змей.
— Что?
— Серкало! — повторяю настойчивее.
— Аааа, зеркало! Это ты не по адресу, но могу сказать одно: выглядишь ты прям хреново, — он оглядывается по сторонам. — О!
Длинный придурок встает и снимает со стены зеркало в полный рост. Затем поворачивает его горизонтально и тащит ко кушетке.
— Любуйся, красавчик!
Видок, конечно, так себе, но мне не к разбитой физиономии не привыкать: стесанный подбородок и щека, под глазами залегли глубокие желто-фиолетовые синяки.
Один глаз заплыл кровью, но не страшно. А вот брови и ресницы, да, подпалил, торчат клоками. Каким-то чудом я не лысый, это радует.
Блять, это, получается, парик меня спас?
Начинаю сдавленно беззвучно ржать над этим фактом, но от боли сразу бросаю эту затею. Видела бы меня сейчас Виолетта.
Хотя, наверное, видела.
— Виолетта? — спрашиваю у Макса.
— С ней все нормально, — говорит, возвращая зеркало на место, — Только головой ударилась, но не как ты, конечно. Только она в шоке, кажется. Рыдает.
Бедная моя девочка, стресс за стрессом. Вот тебе и приличное место работы.
— Летта Санна все дни здесь была, с тобой. Наверное, скоро приедет. Ее тоже забирали в участок, узнавали насчет поджога, машины, и в каких она отношениях с Романом и с тобой. Хорошо, батяня твой насчет адвокатов подсуетился сразу, разрулил и с Виолеттой, и со мной, и с девчонками. Так что, нас обещали больше не таскать, по крайней мере, пока судебный процесс не начнется. Мне кажется, Ромчик уже вряд ли испугом отделается, посадят его.
— Не вряд ли, а точно, — послышался голос отца. — Если бы не такая огласка, вообще бы по-тихому все решили за пару дней. Однако, формальности нужно соблюдать. Ты бы, Максимиллиан, прогулялся. И ты, Миля, тоже, — он взглядом остановил снова рвущуюся в палату тётю.
— Все-все, не мешаю! Завтра приеду, Вил, — на выходе Макс обнимает за плечо тетю, выводя ее из палаты. — Теть Миля, Вы с каждым годом все краше и краше! Пойдемте кофе на первом этаже выпьем, а мальчики поговорят.
Или помолчат.
Отец присаживается на место Макса, глубоко вздыхает, и, грустно глядя на меня, выдает:
— Сынок, есть разговор.
Глава 42. Виолетта
Нервно нажимаю кнопку, но дурацкий лифт в этой клинике постоянно занят. Максимиллиан написал, что Вил очнулся, и я ругала себя на чем свет стоит, что уехала. Нужно было забрать документы из ВУЗа.
Сначала мне заявили, что я буду отрабатывать положенный по закону срок, и я, в принципе, ничего не имела против, учитывая, что Лисицына там больше нет. Он обвиняется в умышленном поджоге, покушении на убийство, и, кажется, в том, что обманным путем вовлек Милену в преступную деятельность. По крайней мере, так мне сказал адвокат отца Альберта Карловича. Он, кстати, и позаботился о том, чтобы мне не пришлось отрабатывать.
— Придержите, пожалуйста, лифт, — меня окликает пожилой мужчина.
— Да, конечно. Его здесь не дождешься, — выставляю руку вперед, не давая дверям сомкнуться.
— Благодарю Вас.
— Мне на пятый.
— И мне тоже, — отвечает старец.
Почему-то хочется назвать его именно старцем: крепкий и невысокий, седые волосы и седая борода на смуглом лице, нос с горбинкой и очень спокойный умудренный жизнью взгляд.
В коридоре пятого этажа снуют медсестры, — рабочий день в самом разгаре.
— Отец пациента попросил не беспокоить их некоторое время, — сообщает мне одна из них. — Они там уже почти час, думаю, скоро закончат.
За неделю это место стало мне уже родным, мы перезнакомились со всем персоналом.
Опускаюсь в кресло в зоны ожидания и замечаю, что старец тоже занимает одно из мест и неспеша разворачивает большую газету. А я как ни пытаюсь отвлечься и полистать ленту социальных сетей, волнение перед долгожданной встречей не дает сконцентрироваться.
Убираю телефон в сумку и залипаю в висящий на стене экран, по которому беззвучно крутится реклама клиники. Неделю ждала и еще подожду, пусть поговорят с отцом как следует.
Альберт Карлович места себе не находил, что сильно удивило меня. Судя по рассказам Вила, отец у него изверг. Энергетика у него действительно очень тяжелая и малоприятная. Под его ледяным взглядом хочется сжаться до размеров атома.
Нет, я не думала, что он станет радоваться увечьям сына, но никак не ожидала, что он будет каждый день ночевать в палате и дрожащим голосом говорить с врачами. Вил рассказывал, что отец пережил смерть мамы довольно безразлично. А тут… Мужчина не на шутку переволновался. Как и мы все.
— Это я виноват, что не воспринял все всерьез. Вилли говорил мне, что возникли проблемы с Лисицыным, но я был в ярости из-за командировки, и не услышал его, — невольно, но в один из дней в больнице я подслушала его разговор с врачом.