Что за хрень творится у нее в голове, — остается только догадываться. Ищу ответы, глядя в ее уже такие родные огромные глаза, и нутром чую подступающий армагедон.
— Пройдемся? — цежу ей без эмоций, выдыхая облако дыма, когда они с Кириллом наконец-то выходят к нам.
Максимиллиан открывает дверь машины, приглашая Кирилла в тачку, пока я приближаюсь к вкопанной на крыльце кафе Виолетте.
Розовая неоновая вывеска и фонари вдоль улицы — единственные источники света, которые позволяют различить долбанное подозрительное спокойствие на лице Олененка.
— Идем? — приобнимаю ее за спину, подталкивая пройтись со мной вдоль улицы.
Держусь, чтобы не слишком очевидно ковылять при ней, я только утром валялся на кушетке. Бочину все еще ломит, в башке туман, а под ребрами лупит сердце.
Пытаюсь взять ее за руку, но она как бы невзначай убирает ее в карман. Мне совсем не нравится эта херня.
Мы бредем по опустевшему тротуару, оставляя кафе далеко позади нас. Бредем мимо молчаливых домов, в которых тусклыми квадратами горят чужие окна. Сверху начинает мерзко сыпать первым снегом больше похожим на заледеневший дождь.
— Виолетта, что происходит? — не выдерживаю тишины.
Молчит. Топит вперед, даже не поворачивая своего вздернутого носа в мою сторону.
Грубо разворачиваю ее за плечи лицом к себе, я не хотел так резко. Бесконтрольно вышло.
— Убери руки! — неожиданно зло выпаливает Виолетта.
— Что происходит, блять? — конечно же, не отпускаю. — Почему ты не берешь трубку?
— Вил, послушай, — она все же убирает мои руки от себя. — Я не отвечала, потому что не хотела.
Внутри вдруг щелкает механизм и все шестеренки тормозят, издавая ржавый скрежет. Можно назвать это очень хреновым предчувствием.
— Почему? — в ожидании продолжения ее монолога здоровой рукой нервно убираю волосы назад.
— Потому что…, — она осекается, но затем собирается и продолжает, — Мне нужно было время подумать и я поняла, что нас больше ничего не связывает.
Охуеть, блять! Вот это у нее оленье стадо, конечно, по лесу разбежалось.
— Олененок, глупый! — снова делаю попытку заключить ее в объятия, но упираюсь грудью в останавливающую меня ладонь. — Подожди, давай поговорим. В каком смысле, ничего не связывает? Ты мне нужна, у нас ведь чувства! На тебя просто слишком много всего навалилось….
— Нет, Вил, — жестко перебивает меня, игнорируя признания. — Нужно было еще раньше тебе сказать, но… я не могу ответить тебе взаимностью.
Естественно, я не поверю в такую дичь.
— Ты все это время играла, хочешь сказать? — снова достаю сигарету, но нервно разрываю ее в руках.
Виолетта смотрит на меня максимально холодно: —Нет, мне правда было хорошо с тобой. Все это было… забавно, — выдает мне мое же слово, я с самого начала считал ее именно забавной. — Ты такой непокорный студент и я такая, пытающаяся поставить тебя на место училка. Тайные встречи и наши игрища, пожары и взрывы, прямо как у героини боевика….
Что за ерунду она несет?
Все это Олененок выдает с невозмутимым лицом, но абсолютно неестественным голосом, как будто поверх движения губ ей озвучку искусственным интеллектом наложили. Блядский заученный текст.
— К чему ты клонишь? — начинаю раздражаться.
— По большому счету, Вил, если откинуть весь этот антураж, — у меня и не было к тебе чувств.
— Да что ты говоришь! То есть твои слезы в больнице мне привиделись? — ухмыляюсь, хотя внутри извергается вулкан негодования.
— Ты мне близок, бесспорно. Я переживала за тебя, как переживала бы за Макса или за Аню Новик, но ты мою доброту с чувствами не путай, — хлещет меня своим роботическим голосом.
— А ты мне свои чувства за доброту не выдавай! — выкрикиваю ей.
— Прости, но сердцу ведь не прикажешь, — показательно безразлично пожимает плечами.
— Это когда ты успела сочинить такой бред? — на повышенных выдаю.
Она прикрывает глаза и с выдохом выдает: —После взрыва и больницы, когда все нормализовалось, я поняла, что ничего не чувствую. Хотела дождаться твоего восстановления и потом поговорить. Да, была страсть и яркие эмоции, хороший секс, но… не любовь, понимаешь? Поэтому я ни разу не смогла признаться тебе в ответ.
Чувствую, как высоко дергается мой кадык, пытаясь проглотить слезный ком, поступающий к горлу.
— Ты себя слышишь? — произношу совсем уж жалко почти шепотом. — В глаза мне сейчас скажи это!!!
— Что ты хочешь услышать?
Что я хочу услышать?
Что ты просто напугалась.
Что мы все преодолеем.
Что ты зла на меня.
Что ты ненавидишь меня.
Что угодно! Только не эти конченные заученные фразы.
— Скажи мне в глаза, что не любишь меня! — губы противно кривятся, когда произношу это.
Виолетта молчит, глядя сквозь меня, стараясь не палиться. Набирает воздуха, но не может выжать из себя это чертово предложение.
— Давай, ну! — злостно выдаю ей в лицо. — Не можешь? Нахрена ты затеяла эту игру? Почему нельзя просто поговорить? Что тебя волнует? Просто скажи мне, что я сделал не так?
— Все так, Вилли, — она как-то слишком по-дружески треплет меня по плечу. — Просто я не люблю тебя. И у меня вряд ли получится.
Контузит.
Она сказала это.
ОНА ЭТО ПРОИЗНЕСЛА.
Она смогла.