Подбородок бесконтрольно трясется, сдерживая отчаянную обиду.
— Я не люблю тебя, — затаптывает меня окончательно, — И не вижу смысла продолжать эти отношения.
Кровь с оглушительной болью сворачивается в венах. Движение по артериям прекращается. Я умираю. Теперь-то точно.
Закусываю кулак, убеждая себя, что я все еще в палате в бреду, и эта ситуация мне просто снится.
Расскажи мне кто полгода назад, что я буду убиваться из-за телки, которая прямым текстом шлет меня нахер, я бы харкнул в лицо.
А прямо сейчас я предаю ту часть себя, которая отвечает за фишерское самообладание и хоть какое-то подобие гордости. Потому что я на грани того, чтобы на коленях умолять ее забрать свои слова обратно.
— Виолетта, блять! За что?
— Извини….
— Извини? Извини? — как-то совсем по-психопатски улыбаюсь, стараясь найти название тому, что сейчас проживаю.
Клиническая смерть.
— Я доверял тебе! Твоим, блять поцелуям, твоим словам!
— Я тебе ничего не обещала, Фишер, — называя по фамилии, увеличивает дистанцию между нами.
Наворачиваю нервные круги вокруг застышей на месте Виолетты, которая кутается в воротник пальто и не может глаз на меня поднять.
Тело рвет на части, как в плохом музыкальном клипе заставляя то падать на колени, то всплескивать руками, то смотреть в небо. Не нахожу объяснения происходящему.
— Виолетта! Милая! Эй! Олененыш! — отчаянным шепотом обращаюсь в самым глубинным ее чувствам, пытаясь обнять.
Она просто напугана. Так ведь?
— Вил, не надо, — отпихивает меня. — Не нужно! Все уже решено!
Нервно сплевываю, чтобы хоть как-то сбить тряску в голосе.
— А меня ты спросить не забыла, когда решения принимала? — с решительной злостью выдаю.
— Вилли…., — мяукает мне в ответ, не решаясь смотреть в глаза.
— Лучше бы я сдох тогда в машине! Для чего ты меня спасала? — мне бы лучше заткнуться, но меня несет. — Потому что то, что ты сейчас делаешь — это убиваешь меня, блять! Не верю ни единому слову твоему! — беру ее за плечи и ору в лицо. — Нахрена ты это делаешь, а? А?
Она часто моргает, и из-под ресниц скатываются две пухлые капли, оставляя влажные полосы на щеках, но Виолетта продолжает стоять на своем: —Все кончено, Вил. Прости….
Извергающийся во мне вулкан вдруг затихает, и потоки лавы в секунду берутся пуленепробиваемой коркой. Черной, выжженной, покрытой пеплом.
Где я, тяжело дыша, всматриваюсь в глаза Виолетты в поисках хоть как-то зацепки, искры, белого флага, но вижу только пики и копья.
Моя теперь уже бывшая училка замедленно моргает, будто фотографируя меня на память. Мы оба знаем, что видимся в последний раз. До последнего прожигаю ее взглядом, пытаясь сделать рентген и заглянуть внутрь.
— Нам обоим нужно начать новую жизнь. Не иди за мной, пожалуйста, — заученно произносит робот, и шагает от меня прочь.
Последнее, что я вижу, это ее удаляющаяся в сторону наших машин спина и усиливающийся колючий снегопад в свете фонарей.
— Скатертью дорога, — мерзко выкрикиваю ей вслед в бессильном отчаянии. — Ненавижу тебя! Ненавижу!
-
— Вил, ты не бери близко, — говорит Макс, когда я, выдержав паузу, возвращаюсь к машине. Кир со своей неадекватной сестрой уже уехал. — Она не в себе после всего случившегося. Дай ей время.
— Да пошло оно все на хуй! — выпаливаю ему до боли в боку. — Я затрахался постоянно доказывать ей что-то.
Шелест мрачнеет.
— Она не доверяет мне априори. Для нее я причина всех бед. Я и склады сжигаю и преподавателей калечу, и чувства мои пошли нахуй, — продолжаю отплевываться.
— Давай, бро, не дури. Пару дней она успокоится, потом приедешь и поговорите без эмоций.
— Пффф! Нет, спасибо, — на моей физиономии проскальзывает защитная усмешка.
Внутри пышным черным цветом прорастает ненависть. Густая, смолянистая, заполняющая все трещины, которые Виолетта расхуячила.
— Поехали, напьемся? — внезапно предлагаю.
— Стопэ, ярый! Никаких напьемся, твои переломанные ребра блевач не выдержат. Рано паниковать, давай завтра? Вот видишь, она передумает.
— Ей просто похуй на меня, — констатирую типа безразлично.
Закусываю верхнюю губу, запихивая свои сранные чувства поглубже.
— Не похуй ей! Может, у нее шок или стресс, этот, как его? Посттравматический! — Макс отъезжает от злосчастного кафе.
— Ее проблемы, — выдаю максимально безразлично. — Меня это больше ебать не должно. Свой выбор она сделала. Ненавижу, блять!
Кудрявый только тяжело вздыхает.
Когда мы добираемся до моего дома, Макс помогает мне занести сумки и, коротко поздоровавшись с домоуправителем Федором, смотрит на меня обеспокоенно.
— Ты давай проспись, глупостей не делай. Разберусь с утра с папиной операцией и приеду, поговорим, — хлопает меня по спине.
— Да, брат, давай, — сохраняю невозмутимый вид. — Никаких глупостей.
— Вил, — Макс слишком хорошо меня знает, чтобы вот так поверить, — Я серьезно.
— Я тоже.
— Федор, Вы за этим молодым человеком проследите, пожалуйста! Чтобы шел в постель и выписанные таблетки по расписанию выпил, — кивает на пол, — Они в коричневой сумке.
— Иди уже, мамочка! — выпроваживаю друга.
Дверь захлопывается, и я опускаюсь на пуф в прихожей, не в силах даже обувь снять.