Я хмыкнула, наблюдая за сдерживаемой агрессией принца. Ему, очевидно, не нравилось отношение женщины ко мне. Наверное, мне стоило сказать ему, что это её отношение ко всем вокруг, и ему стоит привыкнуть к подобному, однако с ним такое никогда не работало, и он в любой ситуации бросался меня защищать. В этом был весь его характер.
– Считаете нормальным оскорблять собственную дочь в присутствии её будущего мужа? – он сверлил её глазами так, как никогда не позволила бы себе я, – вам следует поразмыслить не только над своими манерами, но и над отношением к семье. Глупо не дорожить чем-то, что может исчезнуть у вас в любую минуту.
Сказано было без наседания, однако сильно и четко, словно он намекал на то, что один раз я уже сбегала из её оков. Странно, но сама я об этом старалась молчать. Не потому, что боялась её или не хотела обидеть – эти два этапа я уже пережила, скорее от того, что живя далеко от неё, я успела проработать в своей голове каждую затаенную обиду, каждое сказанное в ярости слово из моего детства, оскорбляющее меня. Я и в самом деле считала себя взрослой, выросшей из её пеленок с шипами, которыми она оборачивала мое тело день за днем так туго, что я переставала видеть смысл в дыхании. Я переросла этот этап. Я стала свободна от её гнета.
Перестав зависеть от неё, я смогла принять себя.
– Не обращай внимания, – улыбнулась я жениху, – она каждый день захлебывается в своей желчи. Это её право – хочет так жить, пусть живет.
Ос перевел внимательный взгляд синих глаз ко мне и кивнул, очевидно, вспоминая мои бессонные ночи у его груди, когда я сжигала каждое письмо с похожим посылом от неё. Когда я с каждым его словом становилась сильнее, понимая и принимая то, что она говорит это больше в свою сторону, чем в свою.
– Ты умница, – улыбнулся он, сощурив глаза.
Я кивнула, почти не слыша громкий скрип ножек кресла по полу с маминой стороны, и не видя её вытянувшегося лица с опущенными вниз уголками губ.
– Тебе пора в комнату, Вероника, – она встала у угла стола, прожигая меня взглядом даже не ярости, а ненависти.
Я качнула головой из стороны в сторону и ответила:
– Позади меня сидит моя дуэнья, напротив официальный жених, а у дверей стража, – я сделала победный глоток чая, – стоит упомянуть, что я совершеннолетняя?
Раскаленная тишина с моим спокойствием, даже без насмешки или грубой возвышенности над ней, которая могла бы быть от меня сейчас. Я чувствовала себя спокойно – не закрывалась от неё, а принимала негатив не на себя, а на неё саму. Её негативные эмоции были только для неё.
– Никто не будет терпеть твою наглость и глупость долго, – резко сменила гнев на советы она, – научись подчиняться, Вероника. Не сможешь играть по чужим правилам и рано или поздно пропадешь. Я тебе это гарантирую.
Она вышла из столовой, простучав каблуками по полу и разнеся этот гулкий звук по всему холлу и прилежащим к нему комнатам.
Её слова не показались мне угрозой, скорее предупреждением. Причем больше наставительным, таким, какой дают матери своим детям, когда те вырастают. Неужели она приняла моё взросление? Или это было очередное желание показать кто здесь главный?
– Замечательные слова, – жестоко усмехнулся Габен, – я бы сказал удивительно точные и своевременные.
– Глупость, – спокойно ответил ему Ос, вызвав на моём лице дрожащую улыбку и кивок в благодарность.
А после усмешку над самой собой.
– Всё моё детство она твердила мне, что никто не будет уважать меня и ценить только из-за того, что я – это я, – я слегка отодвинула стул и расслабленно облокотилась на спинку, – а когда я переехала от неё, я осознала, что это ложь. Стараться вывернуться из собственного комфорта ради кого-либо – вот это глупость и так делать не стоит.
И я говорила не только про Оскара, скалящегося сейчас так, что солнце казалось не таким слепящим, как его лицо. В моей жизни были близкие подруги, ради которых мне не нужно было перестраивать своё восприятие и становиться тем, кем быть я не хочу.
Что же касается мамы, то оправдать её я могла одной лишь догадкой, что когда в её жизни ей требовалась помощь или случались подобные обстоятельства, подруг, подобных моим, ей встретить не посчастливилось. Мне хотелось приписать ей что-то подобное, чтобы не видеть в ней только плохое.
Я вспоминала прошлое моё осознание и разочарование, последовавшее за ним. Это было больно. И я не хотела повторения этого чувства.
– Мы здесь ненадолго, Вера, – Ос сделал глоток из бокала и задумчиво взглянул в окно, – она называла тебе дату свадьбы?
Я отрицательно мотнула головой, понимая, что мне даже слово о том, что всё уже назначено, не сказали.
– Вы уже планируете свадьбу?! – ошарашенно воскликнул Габен.
– Неделя, – даже не обратил на него внимания Ос, – твоя мама настаивала на месяце, но мы успели обсудить с ней это сегодня утром, – он хмыкнул, – насчёт одной спальни мы компромисс не нашли. Она переживает за тебя, Вера, – пронзительный взгляд мне в глаза, – своими методами, но переживает.
Я кивнула, не желая продолжать эту тему и отвернулась к окну, всё ещё цедя остывающий чай.