Вера без любви

- Виктор, ты хотел показать мне бумаги? - я опомнился, когда отец Араносо уже расположился на диване и выжидательно смотрел на меня.

Я спохватился и передал архиепископу листы допроса. Только сейчас я заметил, что не внес ответы заключенной на последние стандартные вопросы. Отец Араносо пробежался взглядом по бумагам, будто не заметив, что добрая часть ответов отсутствует.

- Хорошо. Виктор. Когда планируешь следующий визит в тюрьму?

Я не поверил своим ушам: я провалил свой первый допрос, выскочил из камеры словно из клетки дикого зверя, а он и слова не сказал! И более того, хочет, чтобы я продолжал вести допрос.

- В понедельник, отец Араносо. Назавтра вы велели привести в порядок все дела по дому, а по воскресеньям допросы не ведутся.

- Пойдешь во вторник, в понедельник освежи в памяти руководство праведного Бернара. Завтра жду тебя в своем кабинете. Столы и впрямь заросли бумагой, разберешься. А сейчас спать.

- Хорошо, отец Араносо. Доброй ночи.

Из приемной я направился прямиком в свою комнату, не задерживаясь у дверей кабинета. Меня разрывало от любопытства и смутной тревоги. В какие дела согласился ввязаться Филипп? Но подслушивать опасно, отец Араносо наверняка сейчас выйдет из приемной, и если он снова увидит меня, подозрительно болтающегося у дверей кабинета, мне не сдобровать. Все равно я узнаю обо всем позже от Филиппа.

Таинственный разговор в кабинете почти выбил из памяти сегодняшний допрос. Правда, засыпая в кровати под стук дождя за окном, я мысленно поблагодарил Господа, что тот даровал мне кров и теплую постель. То ли дело несчастная девушка, запутавшаяся в колдовстве и паутине собственных ложных помыслов. В ее камере сейчас должно быть сыро и холодно, и только пламенная молитва согреет ее.

Глава 2

Всю субботу я провел рука об руку с Филиппом, разбирая письма, доносы и протоколы, стекавшиеся к нам от других служителей Инквизиции. Отец Араносо как архиепископ обязан просматривать все дела, и только после этого им давали ход. Конечно, местное священство имело право принимать собственные решения, но все приговоры выносились на общем судебном заседании. А главной судебной комиссии всей Кастилии был отец Араносо.

Он нашей с Филиппом расторопности зависело, успеем ли мы расквитаться с делами до Пасхи. А после отец Араносо обещал нам неделю отдыха. Он договорился с местым купцом, чтобы тот взял нас с собой в Сан-Себастьян. Мы посмотрим на море, вдохнем суеты портового города и вернемся к делам с новыми силами. Ведь уже летом Филипп покинет наш дом – он примет постриг в священники. Правда, служить останется в соборе Санта-Мария, это непременное условие для всех, кто много лет служил отцу Араносо – он заботится об овцах своего стада. Возможно, спустя еще несколько лет, Филипп примет управление монастырем где-то в провинции, а там, глядишь, дослужится до аббата.

Такая же головокружительная карьера ждет и меня, но я на три года младше Филиппа, и мне только предстоит научиться многому, что уже умеет мой брат. Поэтому я покорно взялся за “Наставления инквизиторам” Бернара Ги и посвятил ей весь понедельник.

Чтение давалось нелегко. Рассуждения преподобного Бернарда были пространными, язык – тяжеловесным. А уж когда я добрался до главы с поучениями о том, как строить допрос, и вовсе расстроился. Я совершил массу ошибок, поэтому мои успехи были столь ничтожны. Нельзя давать обвиняемому в ереси хоть малую толику ощущения превосходства над инквизитором. Стоит только ослабить поводья, как ты уже несешься в колеснице под управлением еретика, и дело твое пропащее.

“Я никогда не исповедовал другой веры, кроме истинной христианской” – я пробежался глазами по строчкам. Да, на такие уловки и ложь идут те, кто желает смутить допрашивающего. Бьянка сказала, что крепка в вере, и не исповедует иной с таким жаром, что я даже не подумал, что она может лгать. Но это может быть уловкой, и вера ее – вера в бесовское.

Но Бланка была прямолинейна, не отказалась от своих слов о духовенстве, хотя понимала, что за них последует наказание. Она не колебалась ни секунды, отвечая “Верую” на догматы Святой Церкви, и я сердцем чувствовал, что сейчас в ее словах нет лжи, только пламенное горение веры.

Милое дитя, чудный цветок за мгновение до своего расцвета. Зачем же Бог создавал столь совершенную красоту, если она может впасть в страшный грех колдовства? Но только одно то, что она женщина, уже делает ее скверной и склонной ко греху… Так говорится в “Молоте ведьм”. Но разве грех не оставил бы изъянов на ее теле, которые нельзя не заметить и использовать как доказательство вины?

Огонь, полыхающий в моем сознании после допроса, зажегся вновь. Я коснулся креста на шее – сейчас ее чары бессильны, но сомнения точат мой разум, словно черви.