Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

В настоящей статье исследуется, что могут рассказать некрологи русских православных священников о развивавшихся в последние бурные десятилетия существования Российской империи концепциях индивидуальности и современной личности[528]. Авторство некрологов за редким исключением принадлежало коллегам – приходским священникам или их сыновьям. Они могут быть прочитаны и как автобиографические, и как биографические тексты: оба жанра отдают дань, типологизируют и раскрывают индивидуальность и личность Нового времени. Индивидуальность, которая понимается как осознание отличности отдельного человеческого Я от других, следует отличать от самости (selfhood), которая включает как реляционный, так и рефлексивный компонент персональности (personhood): личность Нового времени отличает убеждение, что она может формировать не только самое себя, но и свой мир[529]. В первой части статьи речь идет о том, как некрологи священников, подобно всем современным формам биографии, для которых характерен критический взгляд и изложение истории человека от его рождения до смерти, выросли из агиографии, коммеморации прожитой жизни с дидактическими целями[530]. Находясь между агиографией и биографией, некрологи были и нормативными текстами, повествующими о праведно прожитой православной жизни для читавших их приходских священников, и описанием индивидуальных черт усопшего.

Второй раздел посвящен тому, как, описывая биографии приходского духовенства, авторы одновременно писали историю своего сословия; формирование модерного исторического самосознания их как членов этого сословия тесно переплеталось с вниманием к индивидуальной жизни священников, включая их собственную. В заключительном разделе исследуется постепенная демократизация создания жанра некрологов и процесса того, как, сохраняя свои дидактические и историко-хронологические задачи, этот жанр способствовал развитию личного самосознания авторов в процессе написания биографий. Прослеживая, когда и как этот жанр начал отклоняться от агиографии, я рассматриваю соотношение в нем сакральной и секулярной функции и исследую, как, почему и в какой степени у рядового духовенства господствующей церкви Российской империи накануне революции проявлялась модерная культура личности.

От агиографии к биографии

В некрологе о. Алексея, написанном его сыном, встречаются различные топосы, характерные для некрологов приходских священников: усопшего любили и уважали его прихожане, он был глубоко набожным, обращался со своими подчиненными на равных, отличался невероятным трудолюбием, обычно подтверждаемым тем, что он работал вплоть до своего смертного часа; усопший нежно любил свое семейство и никогда не жаловался на перенесенные им мытарства:

В день смерти покойный принимал приехавших к нему по делам некоторых священников своего округа ‹…› Он был в приходе как отец в своей обширной семье ‹…› Истинно христианская любовь, истинно христианский мир царил в его доме ‹…› Как отец, почивший весь ушел в любовь к своим детям. Он жил их горем, их радостями. С ними делился он последнею копейкою (покойный поставил на ноги восемь человек детей), отказывая себе во все необходимом ‹…› Действительно деля свое горе только с верною подругою своей жизни, почивший не любил посторонним жаловаться на трудности своей жизни[531].

Эти топосы, не всегда соответствовавшие действительности – во всяком случае в отношении того, что приходские священники никогда не жаловались, – характерны для «агиографической деперсонализации»[532]. Стандартная модель некрологов заключалась в апологии покойного, а такая апология опирается на систему ценностей определенной эпохи и среды, в которых жили усопший и автор некролога. Не удивляет, что черты характера, которые особо отмечены у священников, замечательно схожи с идеалами, предписанными для приходских священников в семинарских учебниках, руководствах по обхождению для духовенства и их семей и в сборниках образцовых проповедей[533]. Топосы в некрологах служили, таким образом, тем, что в одном исследовании агиографии названо «идеальным руководством для поведения», или тем, что Василий Осипович Ключевский в своей работе XIX века о житиях святых назвал не индивидуальными особенностями отдельной личности, а тем, что вписывается в определенную установленную норму[534].