Вера и Мера

[89] Петры с первого по третьего прошли. Александры с первого по третьего прошли. Алексеев был один царь и один цесаревич, не успевший стать царем. Николаев было два. Ждите третьего… — Романова-Дальского? Еще остаются Михаилы, которых также было, если не два, то всё же не один: первый в династии Романовых и брат Николая II, немедленно отрекшийся от царства, как только узнал об отречении Николая в его пользу. Кстати один из английских принцев — Михаил, а английская династия в родстве с Романовыми.

[90] С.Д.Сазонов “Воспоминания”, Москва, “Международные отношения”, 1991 г.; репринтное воспроизведение парижского издания 1927 г.

[91] Получил офицерский чин только потому, что было установлено, что на момент рождения будущего адмирала его отец уже выслужился из боцманов до офицерского чина и получил потомственное дворянство. Если бы С.О.Макаров родился до того, как его отец стал прапорщиком, то адмиралом в империи ему было не стать.

[92] Оппозиция декабристам в дворянстве была куда более опасной своим возможным саботажем, нежели малочисленные ниспровергатели основ, с которыми вполне справлялось «третье отеделение собственной Его Императорского Величества канцелярии». Если бы декабристы смогли прийти к власти 14 декабря 1825 г., то первое, с чем они бы столкнулись в своих преобразованиях — массовый саботаж дворян-крепостников, вынужденная борьба с которым вылилась бы в гражданскую войну. Именно гражданскую войну Николай I предотвратил своими решительными и эффективными действиями 14 декабря 1825 г.

[93]

Более подробно см. нашу работу “Разгерметизация”, гл. I.

[94] Третья мировая война ХХ века против СССР по плану НАТО “Дропшот” в конце сороковых годов не была начата потому, что натовские аналитики посчитали, что если даже на столицы и промышленные центры СССР сбросить порядка 70 имевшихся к тому времени атомных бомб, то через две недели советские танки всё равно будут на берегах Ла-Манша.

[95] А. фон Тирпиц. “Воспоминания”. М.: Военное издательство МО СССР, 1957 г.

[96] День начала Австро-Венгрией военных действий против Сербии и предъявления Германией России ультиматума с требованием прекратить начатую мобилизацию, которую в Берлине расценили как шаг, эквивалентный началу войны.

[97] В кавычках — определение ситуации в воспоминаниях одного из германских политиков.

В “Воспоминаниях” А. фон Тирпиц сообщает, что в 1911 г. в Германии был правительственный кризис, в ходе которого поползли слухи о предстоящем назначении его канцлером империи. Не дожидаясь развития событий, он написал письмо кайзеру, в котором заверил его в своей верноподданности и уведомил, что не примет поста канцлера, если тот будет ему предложен. Тирпиц, как явствует из его “Воспоминаний”, один из немногих (если не единственный) высших политических деятелей Германии тех лет, кто обладал глобальным масштабом мышления (возможно потому, что избороздил моря всего мира) и видел, реальную политическую кухню. Если бы его назначение на пост канцлера состоялось в 1911 г., возможно, что ему удалось бы удержать Германию от авантюризма на Балканах, приведшего к тому, что очередная из множества провокаций разразилась первой мировой войной ХХ века.

[98] «Мне отмщенье и Аз воздам».

[99] Необходимость защиты Сербии от австро-германского диктата — это благовидный предлог. А что касается правящей “элиты” Сербии, то она и тогда, и сейчас была глобально беззаботной и видела в России мощное средство, манипулируя которым можно осуществить свои мелкие националистические цели: место, с которого Гаврила Принцип стрелял в эрц-герцога Фердинанда, до сих пор считается национальной святыней, а Гаврила Принцип — национальным героем. Если человека, чья истеричность дала повод к мировой войне, унесшей миллионы человеческих жизней и принесшей несчастья множеству оставшихся в живых, — национальный герой, то пока это так, сербы достойны вкушать плоды гражданской войны. И пока не одумаются, Россия им ни в чем помочь не сможет, не навредив себе же.

Если же говорить о тогдашнем стремлении России к контролю над турецкими проливами, то сожалеющим об упущенных в прошлом возможностях следует напомнить: выходы из Средиземного моря были в то время заперты Великобританией, которой принадлежали и Гибралтар, и Суэцкий канал. То есть переход контроля над турецкими проливами в руки России проблемы свободного выхода в открытое море военно-морского флота не решал, а при добрососедских отношениях с Турцией её суверенитет над проливами помехой русской торговле тоже не был. Это означает, что стремление Петербурга к контролю над турецкими проливами в начале ХХ века было анахронизмом.