— Всё хорошо, — улыбнулась Вера. — Только с нашей батареей беда — кажется, там кто-то живёт и скоро будет прорыв. Как думаешь, звонить спасателям или ждать утра?
— Вера!!! — снова закричал Эрик. — У тебя меньше семи часов! У тебя есть билет?
— Милый, у меня пока нет билета.
— Пока?! Но ты не успеваешь! Ни поезд, ни на машина уже не успеют! Только самолет или экраноплан! Всё кончено!
Вера тактично молчала.
— Почему? — спросил Эрик с отчаянием. — Почему ты так со мной? Ты же так хотела!
— Хотела, милый, — согласилась Вера. — Но это было давно. Я не хочу никуда уезжать, Эрик. Это мой город, моя страна, моя земля, почему я должна куда-то бежать? Здесь я родилась и выросла, здесь могилы близких. Что бы ни творилось, моё место здесь. Это… — Она задумалась. — Это как семья. Нельзя же сказать супругу, что я с тобой только пока у тебя всё хорошо, а если заболеешь, сразу уйду к другому. Понимаешь меня? Это место болеет, но я нужна здесь. Если я уеду — кто вместо меня завтра выйдет на работу в медпункт? А там люди, им всем нужна моя помощь. Уехать — это всегда просто. А вот остаться — труднее. Здесь моё место, Эрик.
— Это обреченное место, Вера! Это место катастрофы, реактор зла! Твари убивают и калечат людей каждый день, ты работаешь на них, а не на людей! Ты мотаешь бинты и делаешь вид, будто так и надо, ничего не происходит, везде так! А везде не так, Вера! Везде по-разному! Есть болота и вонючие свалки, а есть чистые луга! Это твоя жизнь и твоё право решать, где жить, с кем и как!
— Всюду жизнь продолжается, — возразила Вера.
— Продолжается? Вера, очнись! Вспомни Рязань, Горький, Тарусу — их нет больше! Вспомни, где погиб Дениска, вспомни, что убило твою маму! Погибают города, уходят под землю здания и кварталы, гибнут знакомые, друзья… А ты говоришь: смотрите, всё хорошо, птички поют, жизнь продолжается… У кого продолжается, Вера? Как долго продолжается? Куда движется? Это как… — Эрик запнулся, пытаясь найти слова. — Это как пожар! Ты можешь бить тревогу и выводить людей из горящего здания! Ты можешь первой кинуться вперёд и показать всем, где выход наружу! Но ты вместо этого улыбаешься, раздаёшь марлевые повязки от дыма и советуешь остаться, вернуться к своим делам, потому что не происходит ничего страшного! Но этим ты не спасаешь людей, Вера! Ты губишь их! Они все сгорят с твоими повязочками! Как ты не понимаешь, что вросла в эту систему? Ты давно её часть, Вера! Ты действуешь в интересах тварей, помогаешь удерживать стадо людей им на корм!
Он выдохся и умолк.
— Милый, — сказала Вера как можно мягче, — ты говоришь злые и несправедливые слова. Пожалуйста, попробуй меня услышать и понять. Да, я не могу изменить весь мир и его порядки. Но я могу дать себе и окружающим людям столько добра и света, сколько могу. А если не в этом смысл жизни, то в чем тогда вообще? Понимаешь меня? Если я не права, возрази?
Эрик молчал.
— Люди тысячелетиями жили в разных эпохах, — продолжила Вера, — у них не было огня, металла, горячей воды, антибиотиков — и все равно жили, и были счастливы. А нам повезло — у нас вода, антибиотики, даже телефон. Это моя жизнь, мой мир, в нем я на своём месте. Я счастлива здесь, Эрик. Я наслаждаюсь каждой минутой. Я никогда не была так счастлива. И если ты не можешь меня понять, то хотя бы поверь: я не буду так счастлива нигде больше.
— Ты изменилась, — тихо сказал Эрик. — Ты не тот человек, которого я знал, Вера. Раньше ты говорила иначе.
— Да, — согласилась Вера. — Во мне многое поменялось.
— Ты погибнешь, если останешься. Это лишь вопрос времени.
— Да. Но этот вопрос решаю не я.
— Получается, я тебе больше не нужен, тебе не нужно ни семьи, ни друзей… Кто ты, Вера? Ты сама знаешь, что тебе надо?
— Конечно, милый. Мне надо собраться с мыслями и лечь спать, уже поздно.
— Прощай, — сухо сказал Эрик.
— Спокойной ночи, милый, — улыбнулась Вера.
Она повесила трубку и помахала красным беретом вдаль, за окно, в чёрную тьму, где уже вовсю раздавались шорохи и скользили огни. Эрика было жаль, но она чувствовала, что приняла единственное правильное решение, на сердце было светло и сладко.