Вера и упование

И легкомысленное, несерьезное отношение к пунктуальному исполнению заповедей, помимо упомянутого выше вреда, причиняет еще больший вред, когда идет речь о человеке, который представляет себя перед другими людьми знаменосцем Б-гобоязненности, и поле его деятельности — преподнесение морали и проповедь нравственного совершенствования. Он изредка приходит к раву, чтобы спросить его о выполнении какой-то заповеди, или о том, как избежать нарушения того или иного запрета, однако не может заставить себя подчинить всю свою жизнь пунктуальному исполнению закона, потому что он привык смотреть на самого себя как на большого рава и не хочет терять этого. Ибо такой человек, как правило, не трудился тяжело, стараясь постичь, что сказали (в том или ином месте Талмуда) Рава и Абайе, не потел над алахой, и того, над чем не трудился, — нет у него… А ведь без всего этого, и также из-за того, что не приучил себя к пунктуальному исполнению закона, душевные качества его не прошли ни должной проверки, ни исправления. В то же время в соответствии с его природными человеческими наклонностями желание видеть в себе большого рава и воображаемый почет составляют для него основу жизни и суть всех его устремлений, и он не в состоянии стерпеть ни малейшего прикосновения к своей чести. И в душе его постепенно формируется, незаметно для него самого, путь мышления и восприятия, на котором алаха не удостаивается большого почета и уважения, ибо нет у него доли в ней. И это мешает ему приблизиться к истинному мудрецу, почувствовать к нему преданность и уважение и постоянно спрашивать его обо всех своих сомнениях… В конечном итоге отсутствие настоящей учебы порождает пренебрежение точным исполнением заповедей, как повелительных, так и запретов, и это следствие становится в свою очередь причиной для новой, добавочной порчи и разрушения в сфере душевных качеств, и затем следствие вновь становится причиной, и образуется порочный круг… (См. Раши на Ваикра 26:14—15. Прим. перев.)

(Все сказанное выше верно с точки зрения алахи в рамках учения о душевных качествах, об обязанностях при исполнении заповедей, о чистом и истинном служении. Однако какого-то конкретного человека, который сформировался таким, каким мы его видим сегодня, в результате воспитания, полученного в юности, и сердце его не видит никакого иного пути, следует судить иначе, как человека, которого вынудили быть таким обстоятельства его жизни, и грех его — по ошибке, а не по злому умыслу. Следует любить его и уважать за то хорошее, что есть в нем, за его веру, преданность Торе и за то, что он растит в духе Торы своих сыновей, и за остальные его добрые качества).

11

Пунктуальность и тщательность в соблюдении заповедей можно увидеть иногда и у такого человека, который не трудился над изучением Торы как должно, а был приучен к этому с юных лет у своих родителей или учителей, и был также приучен обращаться к раву с вопросами обо всех своих делах. Привычки эти стали в его душе прочным приобретением, побуждающим его бояться всякого нарушения закона. В действительности есть у этого доброго приобретения «отец» — мудрец Торы, которым был либо отец того человека, либо его учитель, либо учитель учителя; и сила Торы этого мудреца, отца или учителя, пустила свои корни в душе ученика (или сына) — быть преданным точному исполнению законов, хотя он сам и не удостоился трудиться достаточно над изучением алахи. Из этого следует, что заслуга Торы становится защитой и помощью как тому мудрецу, что трудился над ее изучением, так и людям последующих поколений, которые ищут укрытия под его крылом.

Духовная ступень подобных людей (учеников или сыновей) очень высока, и они принадлежат к собранию избранных, как безукоризненным соблюдением заповедей, так духовным своим совершенством; но их очень и очень немного, ибо, как правило, совершенство качеств должно достаться им в дар с рождения, — однако люди с натурой более грубой и тяжелой безусловно нуждаются в тяжелом труде над изучением Торы, который мог бы их исправить.

12