Вера и упование

Среди всех тех, кто способен принести наибольший вред большому числу людей, — тот, кто учит многих, но сам не достиг совершенства душевных качеств. Вред от подобного воспитателя двойной. С одной стороны, он не знает учения мусара и соответственно не понимает, в чем следует быть строгим и требовательным со своими воспитанниками; и после того, как он, сам того не замечая, показал им дурной пример своими поступками, неверными и неприемлемыми с точки зрения мусара, то, даже когда он говорит что-то хорошее и правильное, это не входит в уши воспитанников, видящих, что внутри он не таков, каков снаружи… И они больше выучат для себя из его дел, чем из его поучений. В своих отношениях с учениками рав должен проявлять самые возвышенные достоинства и совершенство душевных качеств; и если он порицает своего ученика за дурной поступок сердитым криком, в грубых выражениях, то в самом подобном «воспитании» перемешано добро со злом. И если даже ученик извлечет из него пользу, раскается и примет решение больше не повторять содеянного, очевидный вред состоит в том, что ученик привыкает к грубости и придирчивости, видя, как рав пользуется этими неприемлемыми средствами в своей воспитательной деятельности, и сила примера больше, чем нравоучений, так как ученик всегда копирует своих воспитателей… Да и само подобное «нравоучение», сопровождаемое проявлением отрицательных качеств воспитателя, как правило, ущербно. И чем больше и чаще будет стоять воспитанник перед подобным «воспитателем», который сам не достиг совершенства, тем больше будет перенимать его скверные черты. И, поскольку сам воспитатель считает себя образцом совершенства и собранием всех добрых качеств, и все свои скверные дела совершает с гордостью и презрением к другим людям, то и воспитанник его свыкается со всеми его заблуждениями и методами — творить мерзости, преподнося их как образец святости и чистоты. И воспитатель этот наплодит себе множество учеников по образу своему и подобию. И поскольку нет в нем мудрости Торы, приобретаемой тяжелым трудом по углубленному изучению алахи, то он сам запятнан грехом неподчинения мудрецам Торы и передает его в наследие своим воспитанникам. 17

Душа человека — широка как море, полна бесчисленных светлых огней, бурлит безостановочным движением мысли… И, однако, хотя многие из сил ее остаются невостребованными к действию из-за непреодолимых препятствий, связанных в самой основе своей с пребыванием души в материальном теле, и нет человека под солнцем, который исполнил бы до конца свой долг в этом мире — использовать целиком и полностью все силы, сокрытые в его душе, — тем не менее, нет человека, которого его внутренняя энергия не побуждала бы к какому-то действию. Есть среди них люди огромной, кипучей энергии, которым не даст она ни покоя, ни дрёмы; и тем из подобных людей, против которых согрешили их воспитатели и не вырастили их в приучении к тяжкому труду над Торой, — неуёмная их энергия непременно измыслит интеллектуальные забавы и игрища для утоления естественной жажды души, влекомой к знанию и наслаждению работой мысли. И из-за того, что интеллект их силен, а мудрости Торы нет в них, изобретут в неустанных умствованиях своих новую Тору и новые заповеди, и будут полагать, что это и есть истинные заповеди и истинная Тора… И рады будут вдвойне, что удостоились озарения истинным светом Торы, — однако в действительности истинный свет Торы не постигается игрой и фантазией мысли, — но лишь тому, кто трудится в ней, и пробует сладость ее, знаком вкус ее — вкус отборного меда! И насколько велик человек дарованиями своими и способностями, настолько же велик и ущерб от того, что он остается снаружи Дома Учения, ибо нет ничего в мире выше, чем быть там. Ибо не только себя он лишает мудрости, разумения и знания, но и поколение свое лишает мудреца и человека, одаренного пониманием, и вместо того продолжает вносить в этот мир глупость, выдумки и фальшивое мудрствование. И готовит себе учеников — забывать и дальше Тору и оставлять ее прямые пути. 18